Липскеров, не особенно заботясь о произведении благоприятного впечатления на читателя, сходу начинает его запугивать гиперреализмом повествования и незамысловатостью языка.
Ошалевший от такого напора читатель приседает и некоторое время недоумевает, не переставая, тем не менее, читать, потому что сразу же вслед за запугиванием писатель выпускает на сцену запутывание, вводя одного за другим полтора десятка одинаково значимых для текста героев с самостоятельными сюжетными линиями, которые с ошеломляющей быстротой и лихостью сплетаются в плотный пружинящий клубок взаимосвязей. Примерно к этому же моменту гипер- реализм легким потряхиванием калейдоскопа романа превращается в реализм мистический, и призрак Мураками Х. высовывается из-за левого плеча читателя норовя ткнуть пальцем в цитаты и заимствования, но не тут то было.
Самобытности Липскерову не занимать, он прикручивает главному герою (редкому, надо сказать кадавру, хоть и симпатичному) способность к левитации, и начитается классический, наш, русский период о поисках смысла жизни через православие в буддизм.
Заканчивается роман буддизмом уже окончательным и понимаешь, что все перипетии с обретением бессмертия, левитацией, сексом (которого как-то даже слишком в романе много), а главное бесконечными переплетениями жизненных путей героев, случайными и предопределенными, автор написал для иллюстрации в общем-то популярной концепции – реинкарнации, что читатель торжественно понимает, лишь перевернув последнюю страницу, потому что текст увлекателен настолько, что размышлять над ним в процессе чтения категорически невозможно.