«Я начал воевать с первых дней войны. Сначала служил в разведке, а потом попал к снайперам. Произошло это, в общем-то, случайно. Между нами и немцами была нейтральная полоса около 800 метров.
Немцы, почти открыто стали ходить по своим окопам, не скрываясь от нас. Я взял хорошо пристрелянную винтовку и с первого выстрела снял одного из них. Так потом до самого ранения и был снайпером, лишь после госпиталя я попал в противотанковую артиллерию. Это произошло уже в начале апреля 1944 года.
В ноябре 1943 года мы стояли в обороне в Невельском районе, а потом здесь же, и наступать начали. У немцев здесь были очень сильные укрепления. Все-таки, два года оборону на этом участке готовили.
Наш полк стоял рядом с деревней Турки-Перевоз. Немцы себя здесь уверенно чувствовали. Блиндажи крепкие, окопы вырыты в полный профиль. Поэтому они и ходили уверенно, считая, что им с такими укреплениями ничего не опасно.
Я со своим напарником, Колей Володиным решили их наказать. На левом фланге нашей роты мы подготовили позицию, с которой могли просматривать как на ладони один из участков немецкой обороны. Замаскировались и стали наблюдать за немцами.
Мы видели, как утром немцы вышли из блиндажа и умывались, потом у них был прием пищи. Они даже не подозревали, что уже находятся под нашим прицелом. Но стрелять мы не торопились, хотя Коля и сказал, что немцам что-то слишком весело живется и надо им добавить веселья.
Я дождался, когда немецкий офицер вышел из блиндажа и начал наблюдение за нашими окопами. Я снял его первым выстрелом. Больше он не появлялся. Немцы посчитали, что офицер убит шальной пулей, а пока разобрались, что по ним работает снайпер, мы еще четверых немецких офицеров с Колей успокоили.
Теперь немцам стало не до веселья. Они даже нос боялись из окопов высунуть, а забрать убитых я им не давал. Один немец попробовал, но это у него получилось неудачно, так рядом с ними и лег.
Целей больше не было. Да и так результат был неплохой. Все-таки пять фрицев заработали себе в России участок земли в два метра длиной и метр глубиной. Уходить решено было по темноте. Уже вечерело, как я увидел, бредущего к немецкой позиции солдата с ящиком на плече.
Сам весь квелый какой-то, на одном глазу повязка, идет, еле ногами передвигает. Он добрел до своих окопов, но увидев убитых товарищей, встал как вкопанный. Похоже, не мог понять, что же здесь произошло. Мишень он из себя представлял великолепную. Я уже собирался нажать на курок, как из блиндажа выскакивает немец и этого квелого с ног сбивает. Это был офицер, поэтому я выстрелил по нему.
А потом в прицел вижу, что немец лежит на земле, сам весь в комок сжался и слезы вытирает. Не поверите, но мне его жалко стало. Решили с напарником не убивать его. И так сегодня на нашем счету было шесть фрицев. Стемнело и мы ушли в свои окопы.
Я после этого был еще четыре месяца снайпером, но потом меня ранило, и войну я заканчивал в артиллерии. После войны поступил в Московскую юридическую академию, чтобы получить профессию военный юрист.
Как-то на выходные мы с моим другом, тоже будущим юристом, гуляли по парку Горького. Это был уже 1952 год. А в парке была выставка из ГДР. Мы подошли и немец, который был экскурсоводом, показался мне очень знакомым. Нет, в лицо я его не узнавал, но вот его фигура напомнила мне нашу охоту с Колей Володиным у Турки-Перевоза.
Я сказал об этом товарищу, а он меня к этому немцу потащил.
А у этого немца один глаз искусственный. Я понял, что не ошибся. Немец подтвердил, что он знает населенный пункт Турки-Перевоз. Он оказался тем самым немцем, которого я пожалел.
В тот день он только что был выписан из госпиталя, а когда пошел на свои позиции, его заставили прихватить еще и патроны в ящике. Он даже не догадывался, что где-то сидит русский снайпер и его жизни грозит смертельная опасность.
Его пытались предупредить, но пока он не увидел убитых, а рядом с ним не погиб немецкий офицер, который пытался его спасти, он так ничего и не понял. Он понимал, что следующей пулей русский снайпер убьет его и заплакал. Но почему-то тот не стал его убивать. Война для этого немца закончилась быстро, вскоре он был комиссован.
Я признался, что тем снайпером был я, и, видя, как он плачет, просто пожалел его. Мы разговаривали по-хорошему. Ненависть и злоба остались на той войне. Я потом еще побродил по выставке, а Попов стоял и с немцем о чем-то разговаривал.
Конечно, случай памятный, но учеба продолжалась, и я начал забывать об этой встрече. А потом, спустя несколько месяцев после нашего разговора с немцем, меня вызвал наш особист.
-Ты что это, Ткачев, с немцами переписываешься?
Я сразу и не понял, о чем это он мне говорит. Особист конверт мне показывает, с обратным адресом из ГДР. На конверте адрес нашей академии, но пришло оно на мое имя. В письмо была вложена фотография, на которой я увидел того самого немца с женой и тремя маленькими девочками. На обратной стороне фотографии было написано: «На этом фотоснимке вы видите трех моих дочерей, которые родились благодаря тому, что вы пожалели их отца»
Это писала жена немца. В знак благодарности она просила меня приехать в гости, но в то время все связи с иностранцами всячески пресекались, даже если эти иностранцы были из дружественной нам ГДР.
Особист, конечно, проверил, что я был во время войны снайпером, а я рассказал ему о том случае. На этом все и закончилось, но письма я больше не увидел, а в ГДР, конечно не съездил.
Но с этой женщиной и этими девочками я встретился много лет спустя, когда был в ГДР на учениях. Они узнали из прессы о том, что я приехал в их страну, и встретили меня все вместе на КПП. Опять звали в гости, но я так и не смог этого сделать.»
Много интересных случаев было во время войны у снайпера Ткачева. Как-то он вел охоту за немецким снайпером, а когда обнаружил его, то понял что это женщина и не смог выстрелить. Хотя снайпер, это хладнокровный убийца, но вот не поднялась у Ивана Терентьевича рука на женщину.
Но вот немка подняла свою винтовку, собираясь выстрелить, и в этот момент Иван Терентьевич прострелил ей руку. Когда вернулся, то доложил, что снайпер-женщина ранена, но не убита. А потом, во время нашего наступления, особистам удалось найти фотографию этой снайперши в немецкой фронтовой газете.
На фото немецкая девушка была с забинтованной рукой. Заметка рассказывала о том, как русский снайпер, влюбившийся в немецкую девушку, не стал ее убивать. Это могло для Ивана Терентьевича закончиться плохо, но он был уже известным снайпером, и командир дивизии не дал его в обиду.