Стоял апрель 1945 года. Все уже понимали, что еще немного и свершится то, о чем мы мечтали все эти долгие годы войны. Наши войска уже штурмовали Берлин. А по лесам еще бродили мелкие группы разбитых немецких частей. Многие немецкие солдата просто выходили из леса, находили советских военных и сдавались в плен. Им просто указывали направление к пункту сбора военнопленных, они собирались в небольшие колонны, делали себе белый флаг и шли без всякой охрана.
Но были и такие немцы, которые были фанатично преданы нацистской идеологии. Они не желали сдаваться Красной Армии, и главной их целью теперь было пробиться на Запад, чтобы сдаться в плен американцам или англичанам.
Я работала медсестрой в (ХППГ) хирургическом полевом передвижном госпитале. К нашему госпиталю прибились двое немцев. Они были худы и оборваны. Видимо уже долго бродили по лесам. Один немец был ранен в руку. Похоже, это и было причиной того, что они вышли к госпиталю. Раненому немцу срочно была нужна помощь, его рана воспалилась.
Наш врач, Виктор Николаевич, был хирург от Бога, и ему было без разницы, кто на операционном столе перед ним. Он давал клятву Гиппократа и готов был лечить любого, и русского и немца.
Он вскрыл немцу рану, извлек из нее осколок, обработал, а потом операционная сестра перевязала ему рану. Потом Виктор Николаевич распорядился накормить немцев. Один из них довольно хорошо говорил по-русски. Его звали Пауль.
До войны он увлекался русской литературой, знал Достоевского, Толстого, Пушкина. И все это он читал в подлиннике, без перевода. Интересно было с ним разговаривать. Говорил он по-русски неплохо, и только иногда путал фразы, да акцент выдавал его. Другого немца, который был ранен, звали Фриц. Мы даже смеялись, что если бы встретили его, то сразу бы угадали, как его зовут.
Шли бои, в госпиталь постоянно поступали раненые, рук не хватало и Виктор Николаевич, с разрешения особиста, под свою ответственность оставил этих немцев в госпитале. Размещался госпиталь в фольварке, который бросили его прежние хозяева. Стоял он недалеко от леса. Места были очень красивые. Ухоженный сад, пруд, крепкая каменная ограда.
Охраны у нас не было. Несколько ездовых, да санитары, которые дежурили по очереди. Вот и все охранение. Из оружия: несколько винтовок, да пару автоматов. Да еще ездовой Ерохин прихватил где-то немецкий ручной пулемет МГ.
Только что привезли очередную партию раненых солдат. Мы еще разгружали их, а немцы, как всегда помогали. Вдруг прибежал запыхавшийся ездовой и сообщил, что из леса вышла большая группа вооруженных немцев и направляется в сторону госпиталя.
Санитары, ездовые и раненые, все кто мог держать оружие, заняли оборону под прикрытием каменной ограды. И тут Фриц встал и, взяв белую простыню в руку, двинулся навстречу вооруженным немецким солдатам.
Он кричал им, что война заканчивается, что уже достаточно пролили крови и пора остановиться, а на территории этого фольварка находится госпиталь и в нем только одни раненые. Фриц объяснял им, что если они не хотят сдаваться, то пусть просто уйдут без боя.
Все это мне объяснял Пауль, который переводил все, о чем Фриц говорил сейчас немцам. Вот Фриц подошел к ним, и тут я увидела, как один из немцев ударил его прикладом в живот, а после того как он упал, другой немец выстрелил в него из автомата. Я видела, как побледнел Пауль, увидев, когда погиб его товарищ.
Иллюзий не оставалось. Немцев было человек шестьдесят, и мы вряд ли сможем долго оказывать им сопротивление. Стало страшно подумать, что они сделают с ранеными. Мы открыли по ним огонь, а они, рассыпавшись по полю, умело атакуя, приближаясь к нам все ближе и ближе. Они легко могли сломить наше сопротивление, но им мешал наш пулемет, установленные на крыше здания.
Немцы открыли по чердаку шквальный огонь, в крышу ударило несколько фаустпатронов, и пулемет замолчал. Наступавшие осмелели, казалось, что еще немного, и они ворвутся на территорию госпиталя. И в это время с крыши вновь заработал пулемет. Я видела, как длинная очередь буквально смела трех немцев. Похоже, нашего пулеметчика оглушило, а теперь он пришел в себя.
Пулемет с крыши простреливал всю окрестность. Стрелок прижал немцев к земле и не давал им поднять голову. Он дал нам шанс на спасение. Конечно, все равно, долго бы мы не смогли продержаться против опытных немецких солдат. Но мы ждали помощи, и вот на поле, в рядах атакующих, вспухли фонтаны орудийных разрывов, а потом послышался гул танковых двигателей.
Это были танкисты из проходящей недалеко от этого места колонны, которые, услышав звуки боя, поспешили на помощь. Немцы начали бросать оружие и поднимать руки.
Мы все хотели обнять пулеметчика, который подарил нам драгоценные минуты. Но с чердака никто не спускался.
Когда мы поднялись на крышу, то нашли там тяжело раненного ездового Ерохина и Пауля, который лежал в обнимку с пулеметом. Немец не дышал. От Ерохина мы узнали, что его ранило, и он потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что из пулемета стрелял Пауль. Ерохин не мог ему помочь. Он видел, как немца несколько раз ранило, но он продолжал стрелять по наступавшим, пока были силы.
Мы похоронили Пауля и Фрица в одной могиле. Санитары сделали крест, а на нем написали: «Пауль и Фриц. Фамилии неизвестны. Ценой своей жизни спасли множество раненых солдат Красной Армии». Пока наш госпиталь не перебросили на другое место, каждый день на этой могиле лежали свежие цветы.