Петерс командовал дивизией также, как раньше полком – сурово, жестко и с огоньком. Утро на ТГ только началось, а, гляньте-ка, вот и он: китель навыпуск, жесткие рыжие усы торчат щеткой, все отглажено, а в берцы можно смотреться, если бреешься. Само собой, к бойцам комдив не придирался, ему хватало ректально стимулировать офицеров. И каких только причин не находилось.
- Эт-т-то что такое?!
«Что такое» оказывалось разным. От кого-то, изрядно изголодавшего и решившего вдруг пожрать сухих макарон прямо из разорванного мешка до недавно приехавшего контрактника, решившего походить в кроссовках на самом ТГ. Забот полон рот у комдива, как еще?
Врать не стоит, Петерс не был полковником с мозгами дуролома. Почему полк нормально не готовился к боям и не отрабатывал нужные тактику со стратегией, изучая уставные ТП ВВ и прочую хрень? Не знаю. Возможно, работа двойками-тройками нам тогда и не была нужна. А уж «кольцу», доведенном до автоматизма и знанию собственного оружия, при нем научили хорошо.
В девяносто девятом, незадолго до первых мин с гранатами, его хозяйство стало еще больше. Добавился какой-то батальон с Астрахани, подвезли духов, да и, вообще, забот ему точно хватало.
Тогда, в мае, жарившем как в июле, меня вытащили в командование дивизии, отдав в подчинение прапорщику Куклиной. Та, вспомнив, как я удрал из клуба в первый Даг, все же решила воспользоваться присутствием несостоявшегося клубного обслуживающего персонала. Думаете, на войне не нужен клуб и прочая культура? Вы ошибаетесь.
Дай военным занять какой-то район и простоять в нем спокойно недели две, тут же потребуются боевые листки, стенгазеты и плакаты нужного содержания. Если нельзя напечатать – будем делать на месте. В мае девяносто девятого мне пришлось красить огромные щиты с эмблемами ВВ, Северо-Кавказского округа и еще несколько столь же необходимых вещей. Полторы недели, с утра и до вечера – краски, кисти, поролон и простые карандаши с трафаретами. Ночью? Ночью в караул. К концу второй недели, очень сильно желая просто служить, грохнул об пол драгоценнейшую бутылку «вайт-спирита», привезенную Куклиной по личному приказу… Петерса.
Товарищ прапорщик нажаловалась, Петерс дергал рыжей щеткой и изволил орать. И выгнал назад в батарею. Но то не суть.
Дело было ближе к отправке в Аксай и за двое суток до первого Гребенского. Мы тупо обедали, в самой обычной полковой полевой столовой. Отработав с утра на рытье новых позиций и в пятый раз за неделю вычистив оружие, дивизион протопал в царство горохового супа и разварено-водянистой пшенки и с костями неведомой рыбешки. В чай, судя по всему, сахар не полагался за-ради профилактики. Чтобы ничего не слиплось.
Почему так происходило в полку и не случалось на заставах? Сложно сказать. Штабные, они всегда и есть штабные, сколь угодно будь среди них нормальных офицеров. Шакалье не любит служить настоящую службу, шакалье обожает власть, бабло и почти царских времен положение. Может, сейчас оно все иначе.
Дивизион пытался наесться предложенным РМО, хотя и выходило так себе. Судя по летавшим матюгам вечером сами собой напрашивались раздача звездюлей, либо выяснение отношений. И тут…
- Смирно! Диви…
- Здравствуйте, товарищи солдаты. Садитесь, садитесь… прием пищи.
Берцы радостно блестели зеркальной кожей. Пока на них не капнуло мутно-непонятное со стола из досок с содранной клеенкой.
Петерс поморщился. Втянул запах, наклонившись к ближайшему сержанту. Наш Тихон, оловянно смотря перед собой, чего-то вдруг замер, аки дрессировщик перед взбесившимся тигром. Почему наливался багровым начштаба, стоявший за комдивом, никто не догадывался.
- Как еда, бойцы? – ласково, прям отец родной, поинтересовался комдив. И повел вокруг светлыми немецкими глазами.
В ответ на него уставились только одни. Горевшие никогда не утихающей яростью, самые настоящие московские и почти дедовские глаза Фрола. Фрол отличался несколькими качествами, и наглость с желанием говорить, что думается, стояло на первом месте.
- Скажешь, сержант? – Петерс краснел быстро, особенно когда злился, как и свойственно рыжим. Начштаба за спиной цветом напоминал бордовую занавеску, прикрывающую когда-то вход в бабушкину спальню.
- Да дерьмо. – буркнул Фрол.
- Что? – удивился Петерс.
- Помои, говорю, трщ полковник. – Фрол пожал плечами и, вытерев неожиданно чистым платком, протянул ложку. – Попробуете?
Начштаба засопел. Петерс, окинув его взглядом медведя, только-только вылезшего и разбуженного раньше времени, не поскромничал. Ложку взял, чуть помедлил и, прямо как в советско-армейских фильмах, снял пробу. Со всей предложенной выкладки совершенно не ресторанного типа.
Это был даже не крик. И не рык разъяренного Ти-Рекса из Юрского парка. Это оказалось страшнее. Мелькали бачки офицерской столовой, бледный начальник столовой, неведанные ранее матюги, жутко занимательные факты о родне всех причастных и прочее.
Жаль, что всего цирка хватило на неделю. Если не меньше.
Девяностые, война и пыль
Девяностые, война и продажная любовь
Девяностые, война и Новый Год
Девяностые, война и Шомпол
Девяностые, война и женщина на войне