Она милая-милая, наивная-наивная, сладкая-пресладкая. До приторности. Её принято жалеть - она любила, а её - опозорили. Она писала искренние и поэтичные строки, а её предали по полной программе - предложили разобрать на месткоме. Какая сволочь, этот Самохвалов! Ату его, ату! А Оленьке всего-то хотелось разбить чужую семью. Или, на худой конец, переспать с чужим мужем.
Она хотела быть счастливой, а её не поняли. Ну, что с того, что мадам Самохвалова, которая упорно игнорирует тёртое яблочко, будет переживать? Что с того, что Оленькин муж - товарищ Рыжов (у которого только что оперировали язву), может получить ещё одну? Подумаешь - взрослый сын! Главное - быть счастливой.
И Оленька старается - она прижимается к Самохвалову в танце, критикует кулинарные способности его жены и напоминает о поцелуйчиках институтской юности. А потом - приглашает мотануть куда-нибудь после работы. И страшно досадует (чуть не плачет), когда «...дорогой, любимый мой Юра» тактично увиливает от этого более чем конкретного зазыва. Она ежедневно пишет письма своему начальнику (скорее всего, на рабочем месте - изображая ту самую иллюзию движения - помните мобиль в квартире у Юрия Григорьевича?).
Разумеется, Самохвалов поступил гадко, не по-мужски и, по большому счёту, Новосельцев совершенно правильно его ударил - Анатолий Ефремович заступался за Олю, как за подругу студенческой юности. Но так ли уж хороша взрослая женщина (а не девочка-дурочка), решившая перечеркнуть устоявшиеся отношения сразу двух семей - своей и Самохвалова? Надо ли вставать на её сторону? Шурочка - патентованная идиотка, но даже и она - более права, когда говорит о неприличии момента.
Судя по всему, у «блондинки в жутких розочках» этот служебный роман не первый. Смею предположить, что она имела некоторые отношения даже и с разведённым Новосельцевым, но к моменту начала повествования и это перегорело, приобретя привычную форму старой-институтской-дружбы. Могу подумать, что Ефремыч до сих пор испытывает чувство вины. Мается. Думает. Он - такой. Рефлексирующий пролетарий умственного труда. Олик не рефлексирует. Олик - липнет и сливается, но - штурмует закрытые двери.
И что стоит за фразой преображённой Калугиной: «Заходите, посплетничаем...», которая обращена к Ольге? О чём? Может, как раз о Новосельцеве? Что же такое Оля, если не гадюка? Но! Акценты в фильме расставлены таким образом, что зритель как-то автоматически жалеет Рыжову. А зря, на мой взгляд, потому что строить своё счастьице на разрушении семей и устоявшихся социальных связей - по крайней мере, непорядочно... Эх, тёртое ты яблочко, Оля!
Зина Корзина (с)