Излазив все окрестности Бронных переулков, мы отчего-то избегали переулка Ермолаевского – вот не лежит душа, и все тут. Но рано или поздно пришлось заполнять и это белое пятно — без него история была бы не полна.
Большей частью нележание души относится к последней части Ермолаевского переулка, от Малой Бронной до Благовещенского, где дома нависают над головой, стискивают – ущелье! Не добавляет уюта казенного вида гигантское здание с колоннами, возникшее на месте старинного Комиссаровского училища на стыке трех переулков. Когда идешь по уютному Трехпрудному, а впереди маячит этот серый монстр, приходится отводить взгляд.
Благо, взгляд отвести есть куда: начинается (а следуя нумерации – заканчивается) Ермолаевский особняком (№ 28), построенным Федором Шехтелем в том самом «бесстыдном стиле модерн», что «на месте флигельков... всюду запестрел» и который так осуждал Брюсов.
«Москва все переварит», говаривал значительно позже один коллега Федора Осиповича и был прав. Чем страннее, чем более спорным выглядит здание сейчас, тем больше шансов у него потом оказаться в списке достопримечательностей. Так было со страдающими избытком украшений купеческими особняками, мрачным фундаментализмом сталинок, творческими поисками конструктивистов. Принцип незамысловат: уже отстоявшееся – хорошо, новое – плохо. Даже примечательная лишь своей непримечательностью бетонная коробка Центрального дома художника на Крымском валу была признана наследием брежневских времен и гордо противостояла попыткам ее заменить на новаторский «Апельсин» Нормана Фостера, который, если бы был построен, также наверняка бы обрел ценителей. Разумеется, привыкли и даже стали гордиться затейливыми творениями Шехтеля, переложившего модерн на русский лад и сделавшего заграничную «архитектурную блажь» национальным феноменом.
По окрестностям рассеяно немало шехтелевских работ: знаменитый особняк Рябушинского на Спиридоновке с фасадом, украшенным мозаичными ирисами; построенное для Петра Смирнова на Тверском бульваре здание с эркерами, арочными проемами окон, о роскошных парадных залах которого ходили легенды; скоропечатня Левенсона в соседнем, Трехпрудном, переулке – остроконечные башенки, красные веера наличников, барельефы... Здесь старина смешалась с новейшими веяниями, и оттого нет сумрачности, а сплошной праздник души.
В полной мере воплотить свои фантазии Шехтелю удалось при строительстве собственного дома – в Ермолаевском переулке, где Федор Осипович прожил целых 14 лет (ныне посольство Уругвая). Композиция особняка динамична и состоит из разных объемов, ассиметричное здание одинаково живописно смотрится со всех сторон. Сам Федор Осипович писал в письме Н. П. Чехову (брату Антона Павловича): «...Построил избушку непотребной архитектуры, которую извозчики принимают то ли за кирку, то ли за синагогу».
Федор Осипович, разумеется, захаживал – более того был одним из председателей – и в Московское архитектурное общество (МАО), находившееся здесь же, в Ермолаевском, в доме № 17, специально для того построенном архитектором Марковым. Это было первое творческое объединение московских зодчих и инженеров-строителей, созданное по инициативе архитектора Быковского в 1865 году. Занималось оно делами весьма полезными: пропагандировало, преподавало, изучало, устраивало конкурсы и выставки, издавало... Так, в 1870 году вышел первый печатный труд – «Записки членов Московского архитектурного общества о лучшем способе мощения улиц Москвы», который, возможно, не грех было бы изучить и потомкам, так эти улицы качественно мостить и не научившимся.
Последние годы жизни именитого мастера русского модерна, искавшего в архитектуре «музыку форм и радость красок» и обогащавшего этой музыкой и радостью город, прошли в борьбе за выживание. Назначенной по ходатайству Луначарского персональной пенсии в 75 рублей на содержание семьи не хватало. «Я строил Морозовым, Рябушинским, фон Дервизам и остался нищим. Глупо, но я чист», – писал Федор Осипович незадолго до смерти Сытину. Отпевали его в тогда еще стоящей на Козихе (так, напомним, назывался этот район) Церкви Святого Ермолая. Московское архитектурное общество пережило Шехтеля на шесть лет – просуществовало до 1932 года, затем здание было передано Московскому союзу художников. С 1999 года в доме размещается Московский музей современного искусства – первый в России государственный музей, целиком специализирующийся на искусстве XX и XXI веков.
