Однажды подогнали нам молодое пополнение. Секретчик, имевший уже допуск не только к печати Командира, но и к его шилу, заглянул в документы молодых и на следующий день свалил в отпуск. Мне было в тот момент это пополнение по барабану, и я сразу забыл то, что выудил из их документов и сказал мне, прощаясь, Секрет. Штат в РадиоТехническойСлужбе у нас был полный, а я сам в своем Экипаже был тогда временно отрезанным ломтем и лишь изредка забегал в казарму, когда "Хиросима" К-178 на пару дней заходила в Базу и не нуждалась в прикомандированном на морЯ акустике.
И вот, пока "Хиросима" припадала в течение нескольких суток к родному пирсу, оказался я у себя в кубрике. Надо было после череды аварий на древнем атомоходе первого поколения нормально помыться и заодно простирнуть портки. А то, понимаешь, скоро снова идти в Океан. И лучше, если что, одеть все чистое.
День был воскресный, время - между обедом и ужином. В кубрике стояла тишина и звенела пустота. БОльшая часть кадетов и мичманов Экипажа отдыхала в отпусках после морей, а оставшаяся - мыкалась по нарядам на территории Базы: кто-то под личным руководством Командующего 4-ой Флотилии атомных подводных лодок КТОФ облагораживал местные помойки, а кто-то сторожил мертвый атомоход К-314 на самом дальнем нулевом пирсе Базы...
Первым, кого я увидел при входе в кубрик, был матрос из БэЧе-Раз с нолем в начале боевого номера и штык-ножом на поясе, стоявший у тумбочки дневального. Дебильное выражение рыжего лица, мешковато сидящая форма, на ногах - разбитые гады, которые полуоторванными подошвами, должно быть, цепляли палубу даже в центральном проходе кубрика.
Новичок-с. Карась только что из учебки.
Ужас! Неужто я сам был таким недавно?!
Я от дневального сразу повернул направо и направился к тумбочке возле моей шконки. Дневальному такой маневр незнакомого матроса не понравился. И он попытался меня остановить, передернув затвор у штык-ножа.
Я развернулся и вежливо послал его далеко-далеко в направлении родовых путей его мамки. Было б настроение, еще ускорил бы движение дневального с помощью пинка под зад. Но в морях на "Хиросиме" я набрал вес и слегка подустал, поднимаясь сперва по сопкам, а под конец и по лестнице на третий этаж казармы.
На шум в кубрике из сушилки выглянул матрос-спецтрюмный Бодряков - русский богатырь двух метров роста с натруженными ладонями, которыми он на Атомоходе бросает уран в топку реактора.
- Акустику - привет! - крикнул Бодряков, подозвал к себе дневального и со словами, что давно пора знать Экипаж в лицо, отвесил карасю хорошего леща. Мне подумалось, что дневальному было бы легче, если б я его пнул сам.
Когда я, закинув походное шильце-мыльце в ящик тумбочки, нарисовался в сушилке, где стояла стиральная машина, моим глазам предстала картина маслом: еще один новый карась явно нерусской национальности в окружении трех старослужащих матросов, пытающихся общаться с ним с помощью жестов и других подручных средств.
- Я не помешаю вашему приятному времяпрепровождению? - спросил я у коллектива.
Коллектив повернул головы в мою сторону и предложил присоединяться.
- А в чем, собственно, дело? - поинтересовался я, резонно полагая, что мой физический контакт с карасем после того, как к нему приложился Бодряков, не стоит затраченной на него энергии.
- Это наш новый турбинист Джура, - начал вводить меня в курс дела Бодряков.
- Не слепой, - заметил я. - Боевой номер вижу. И что?
- Узбек. Родом из Ташкента. И совсем не шпрехает по-русски. А у нас по-узбекски говорит только Али. Но он вернется из отпуска на следующей неделе.
Я посмотрел на второго в сушилке матроса-старослужащего:
- Гусь! Ты ведь с гор над Иссык-Кулем. Неужто наш турбинист ничего не знает по-киргизски?
- Знает. Но не больше, чем по-русски, - хмуро ответил мне матрос-электрик пятого отсека Гусев.
Третий из этой гоп-компании - наш "химик"-лезгин - с ярко выраженным кавказским акцентом и экспрессией воскликнул:
- Эта чурка немытая них[sebsored]я не говорит! А пока он не сможет внятно ответить на разводе дежурному по Дивизии, его нельзя ставить даже дневальным в кубрике! А нам из-за этого - разрываться на вахте.
Вах!
- То есть вы тут тестируете экспресс-метод обучения русскому языку, - подвел я итог сказанному коллективом. И, кивнув на узбека-турбину, спросил: - Педагоги доморощенные, надеюсь, заметных синяков на нем нет?
- Мы работаем аккуратно, - ответил Бодряков, стиснув кулаки.
- Я видел, как Руль только что летал по среднему проходу после твоей учебы, - усмехнулся я. - Ладно, придется вам помочь. Но за это вы организуете мне ужин. А то влом тащиться по сопкам на камбуз. По рукам?
Коллектив кивнул, соглашаясь.
Я подошел к карасю-турбинисту и сказал:
- Салам алейкум, дорогой. Военный билет покажи.
Не было никаких сомнений, что узбек меня понял. Он сунул во внутренний карман руку и вытащил оттуда дОкумент в полиэтиленовом пакете.
Я взял военный билет, подозвал к себе Спецтрюмного и Химика и сунул им под нос страницу с местом призыва Джуры.
- И что? - спросил Бодряков. - Я это уже видел.
- Я от тебя, Спец, такого дебилизма не ожидал, - вздохнул я разочарованно. - У Гуся за спиной лишь технарь во Фрунзе, но у тебя - высшее образование! Пусть и не оконченное. Можно же сообразить, что у узбека, которого призвали из Москвы, имелись веские причины застрять в столице СССР в этот момент.
- Ты это к чему, Акустик, клонишь? - спросил Химик.
- Этот карась, пока я был в морях, вам уже вторую неделю мозги полощет, - я кивнул на Турбину, затем ткнул пальцем в грудь Химика и добавил: - Он же такой студиозус, как ты или Спец! Из МАИ, кажется. И по-русски он говорить должен не хуже тебя, Хим. Спецу еще можно простить тормознутость, он же - маслопуп-трюмный и служба у него "бери-больше, кидай-дальше", а ты у нас почти БэЧе-Люкс. И сам умнее Начхима и Начмеда вместе взятых. Должен же шарить, что тебя водят за нос.
- [sensored], - высказался от души Бодряков и занес было кулак, чтобы еще немного поработать учителем русского языка.
- Спец, - попытался я остановить Бодрякова, находясь на безопасном расстоянии от его рук, - ты полагаешь, что разбитый нос Турбины ускорит его заступление на дежурство?
Бодряков выпустил из ноздрей пар и с усилием разжал кулаки. Затем взял Турбину за грудки и слегка тряхнул. У карася клацнули зубы.
- Кстати, - спросил я узбека, - какого х[sensored]я ты устроил это представление?
- Думал, что признают тупым и спишут куда-нибудь, - ответил узбек на чистом, без акцента русском языке.
- Ты думаешь, что, например на заводе в бухте Чажма, где на дне еще валяются куски реактора К-431, или на самой К-431 служить веселей, чем в нашем дружном, традиционной ориентации коллективе? - поинтересовался я, кивнув на матросов в сушилке.
Турбина попытался изобразить пожатие плечами, но этому мешали руки Бодрякова на его груди.
- Ладно, - я хлопнул Спецтрюмного по плечу, - отпусти Турбину. Пусть учит матчасть. У него есть пара часов до развода и, по-моему, он успеет...
PS. Узбек оказался отличным турбинистом и мы с ним еще сходили в моря, а вот мутного Рулевого, встретившего меня в тот раз у тумбочки дневального, отправили вскоре на мертвую К-66.