На Флоте, впрочем, как и в Армии, в основании всего лежит краеугольный камень педагогики: "Не умеешь - научим, не хочешь - заставим". Причем в случае необходимости обучение происходит в невероятно короткий срок.
И вот, пришли мы как-то из морей, где немножко постреляли торпедами по атомной подводной лодке К-178. Нам тут же вместо потраченных учебных торпед подогнали грузовик боевых, мы быстренько их запихнули на торпедную палубу первого отсека, сели на краешек пирса, свесили ножки и стали ждать у моря хорошей погоды.
Просидели мы так, поплевывая в воду и покуривая, целую неделю. Незаглушенный реактор, Экипаж в полном составе на борту и двухмесячный запас продовольствия в танках и отсеках. Нам-то, матросам срочной службы, все равно, где спать, а кадетам и мичманам - нет. Кадровые подводники начали даже тихо роптать, что пенелопы в Тихасе стали забывать своих одиссеев за время, проведенное ими в океанах.
Почему мы находимся на низком старте у пирса, но ни в моря к русалкам не идем? Ни к портовым бабам в постель не мчимся?!
Доколе!?
Чтобы жизнь кадетов и сундуков совсем уж, даже во сне, медом не казалась, Штаб дивизии решил отпустить на дембель несколько матросов. Тем более и приказ об увольнении Министр обороны уже подписал. И прямо от горячей топки реактора несколько человек, вытащив из укромных уголков атомохода парадки и завернув во фланельки дембельские альбомы, ломанулись в сторону дома на Большой Земле. На прощание не обернувшись со скупой слезой в краешке газа и не помахав платочком.
Среди дембелей оказался и мой старший товарищ - матрос-акустик Кудрявцев. Все бы ничего, ему сразу подогнали замену. Аж целого старшину первой статьи Петьку Зудина с двумя годами подводницкого стажа. Однако стаж этот Петька заработал на атомоходе К-66, который простоял последнюю пятилетку, крепко привязанным к борту плавказармы. Надо понимать, чтоб мертвый корпус атомохода не утонул. Народу служило на сем подводном челне чуть больше двух десятков человек. В основном по разным причинам отлученные от морей кадеты и сундуки, разбавленные срочниками. И таким срочником был Петька. Весь такой качок выше пояса…
На вторые сутки пребывания пополнения на борту сыграли тревогу - снова погрузка торпед. Одни надо вынимать из отсека, освобождая место на стеллажах, другие туда засовывать. В общем, тетрис отдыхает. Экипаж в основной массе затаился с закрытыми глазами на своих боевых постах и начал дремать. Зато акустики и торпедисты впряглись в работу. Поскольку мы обзавелись новичком, пришлось и Петьке во всем этом принимать по боевому расписанию непосредственное участие в виде стропальщика на пирсе. А он никогда и ни с кем! И все в первый раз! На глазах изумленной публики! И ни одной учебной дуры, чтоб на ней потренироваться...
В итоге, с грехом пополам мы раза в четыре дольше, чем с было бы с Кудрявцевым, уломали все торпеды и сели снова перекурить. Благо одни зеленые взрывоопасные твари уже были спрятаны в прочном корпусе, а другие - увезены куда-то на базу хранения.
Петька молчал и тупо смотрел, как за боновыми воротами ходит туда-сюда "Новороссийск", сопровождаемый роем вертолетов. Когда его слегка отпустило, он пожаловался, что ему никогда до сего дня не приходилось столько прыгать вверх и вниз с борта грузовика. За несколько часов переложили штук двадцать торпед с него на лодку, а некоторые и по два раза! Я заметил, что нам повезло, была хорошая погода и светило солнце, а вот ночью под дождем все это прошло бы намного забавнее. Надо, мол, видеть и хорошее в нашем положении, тем более сейчас сыграют отбой тревоги, и мы пойдем жрать...
Однако тревогу не отменили, а наоборот - сообщили, что мы сейчас продолжим погрузо-разгрузочные работы. Только по-быстрому перекусив.
О как.
Мне казалось, что патронов крупного калибра у нас хватает. Но нет. Видимо, отцы-командиры решили сегодня добить нашего Петьку.
Как оказалось сие должно было произойти с помощью "кузькиной матери" в мегатонну тротилового эквивалента.
Если обычные торпеды приезжали на пирс без большого пафоса, сопровождаемые в лучшем случае краном с телескопической стрелой, то уже самому появлению атомной боеголовки предшествовало оцепление пирса. Причем часовые стояли вдоль всей кромки моря плечом к плечу, фигурально выражаясь. А с трапа плавказармы, пришвартованной между нашим Атомоходом и берегом, на пирс никого не выпускали. Когда машина с боеголовкой оказалась на пирсе возле трапа на Атомоход, нас к ней тоже не пустили. Я было подумал, что и грузить ее будут те, кто ее привез. Мы же постоим в сторонке, полюбуемся, как это делают профессионалы. Однако прикрутив болтами боеголовку к ходовой части торпеды и проведя тестирование, мегатонны были переданы в руки мне и Петьке.
Атмосфера на пирсе была напряженная.
Что уж говорить о тех, кто находился в прочном корпусе. Урони Петька "кузькину мать" себе на ногу, нам-то что, мы на пирсе вмиг испаримся, а внутри Атомохода малость успеют погреться, пока будет плавиться металл.
Но все обошлось. В том числе и когда Петька слишком дернул конец лассо, накинутого на голову торпеде, уже находящейся над торпедоприёмным люком в носу Атомохода. Еще до столкновения с бортом Атомохода, торпеду нежно и с любовью придержал командир БЧ-3, а затем направил, чуть ли не расцеловав, ее внутрь первого отсека. Там «кузькину мать» торпедисты без помощи акустиков положили сперва на стеллаж, а потом переправили в торпедный аппарат, который тут же и опечатали семью печатями.
И Командир скомандовал отдать швартовы.
Неделя расслабона у пирса закончилась, и мы полетели на охоту в открытый Океан…