Оригинал текста: Агенство политических новостей
По документам
С окончанием гражданской войны на Юге России в ноябре 1920 года в Крыму установился большевистский режим. В течение следующего года на полуострове широко проводился Красный террор, за которым последовал тяжелейший голод. В 1921 году была учреждена Крымская АССР как шаг к восстановлению прав крымско-татарского народа. В рамках общесоюзной политики коренизации татарский язык здесь получил статус государственного с полноценным воплощением в жизнь (документация, периодические издания и книги), открывались сотни национальных школ и техникумов, для татар были введены повышенные образовательные квоты в вузах, резервировались видные рабочие места, отдавался приоритет на занятие государственных должностей. Но в 1928 году, с началом индустриализации, коллективизации и сопутствующих им репрессий, советские органы безопасности обеспокоились выращенными ими татарским национализмом на приграничной территории и сбавили обороты коренизации. Последовавшие затем массовое закрытие храмов, мечетей и синагог, подавление крестьянского сопротивления колхозам, голод, Большой террор — всё это татары пережили наряду с русскими и другими народами.
С началом Великой Отечественной войны Крым не удалось удержать: 51-я Отдельная и Приморская армии были разбиты и были вынуждены отступать к Керчи и Севастополю. Заметную роль при этом сыграло дезертирство или сдача в плен 10-тысячного состава 320-й феодосийской и 321-й евпаторийской стрелковых дивизий, почти полностью укомплектованных крымскими татарами[i]. При этом сотрудничество с немцами проявилось ещё во время отступления Красной армии: татары-проводники оказывали помощь врагу в обходе и окружении разрозненных формирований[ii].
Александр Михайлович Левда, служивший в 1-м отдельном строительном батальоне 51-й Отдельной армии, так вспоминал этот период после переправы на таманский берег: «Вскоре возвратились квартирьеры. Батальон построился. Что он из себя представлял? Прежде всего бросались в глаза поредевшие его ряды: не меньше сорока процентов личного состава осталось в Крыму, короче говоря, дезертировало. Красноармеец Бендя, житель Старого Крыма, устроившийся в хозяйственном взводе батальона при лошадях, драпанул ещё в ту ночь, когда батальон выступил из деревни Апак-Джанкой. При этом Бендя похитил подводу с парой лошадей, да ещё прихватил с собой из батальона мешок муки. Остались там крымские татары, и почти все болгары».
В отчёте 1945 года об агентурно-оперативной и следственной работе управления Народного комиссариата государственной безопасности Крымской области за время Отечественной войны сообщалось: «Необходимо указать, что наряду с немецкой колонией, как было выше указано, с началом войны активизировали свою антисоветскую деятельность и лица татарской национальности, в особенности из числа бывших «милли-фирковцев» и «алтын-ордынцев», которые также проводили профашистскую пораженческую пропаганду. Под влиянием этой пропаганды с первых дней войны среди татар, призванных в Красную армию, имело место массовое дезертирство и переход на сторону врага, причём, если в первые месяцы войны это проводилось в завуалированном виде, то после оккупации Крыма факты измены Родине приняли массовый и открытый характер.
Достаточно наглядно вышеизложенное подтверждается следующими фактами: после оккупации Крыма из призванных в Красную армию по деревням Бахчисарайского района 130 человек дезертировали и вернулись домой 122 человека, по деревне Бешуй из 98 человек дезертировали 92 человека»[iii].
Местное татарское население, как и в Крымскую войну, торжественно встречало вражеские войска, молилось о победе немецкого оружия и соглашалось на сотрудничество. В директиве НКГБ 12 июля 1943 года сообщалось: «По заданию немцев „мусульманские комитеты“ [организованы в декабре 1941 года] вербуют рабочих в германскую промышленность, формируют добровольческие отряды татар для оказания помощи германским оккупационным властям в борьбе с партизанами, ведут фашистско-националистическую пропаганду среди татарского населения Крыма и имеют задачу распространять своё влияние на другие мусульманские народности СССР. …Комитет пропагандирует создание в сотрудничестве с немцами крымскотатарского государства, возврат всех татар, выехавших в Турцию, Польшу, Румынию и т. д., изгнание из Крыма русских, украинцев, болгар, греков; создание национальной татарской армии на базе ныне существующих в Крыму добровольческих татарских частей»[iv].
В уже упомянутом отчёте УНКГБ Крыма сообщалось: «Всё руководство мусульманскими комитетами осуществлялось германской разведкой, через эмиграционные круги татар, находившихся в Турции и с началом войны переехавших в Германию, которые в конечном итоге являлись составной частью СД и Абвергрупп»[v].
На заседании татарского комитета 3 января 1942 года председатель сказал: «Я говорю от имени комитета и от имени всех татар, будучи уверен, что выражаю их мысли. Достаточно одного призыва немецкой армии и татары все до одного выступят на борьбу против общего врага. Для нас большая честь иметь возможность бороться под руководством фюрера Адольфа Гитлера — величайшего сына немецкого народа». Закончилось всё молитвой за фюрера и солдат вермахта. А на заседании 14 января татары заявили: «Крымский комитет считает своей святой обязанностью принять участие в освобождении мусульман Советского Союза вместе с немецкой армией».
В декабре 1941 года группа татарских националистов обратилась к Гитлеру с просьбой разрешить татарам вступать в ряды германской армии. 18 января 1942 года фюрер разрешил неограниченное формирование татарских воинских частей с зачислением в вермахт. Только из лагеря военнопленных в Николаеве, где с призывом от имени мусульманского комитета к бывшим красноармейцам обратился Абдурашит Ильясов, прибыл эшелон с 3 тысячами татар, которые были обмундированы и направлены на фронт под Керчь и Севастополь. Служили они добросовестно, с сознанием долга, отчаянно сражались, особенную помощь оказывали как разведчики и проводники[vi]. Их деятельность выразилась в вооружённой борьбе против Красной армии и особенно с партизанским движением, участии в карательных операциях, массовом истреблении сограждан, в том числе крайне жестокими методами.
Сами мусульманские комитеты имели пять направлений деятельности: сбор сведений для борьбы с подпольем, комплектование добровольческих формирований, оказание помощи семьям добровольцев и нуждающемуся татарскому населению, пропаганда и агитация, а также религия: открытие мечетей, обучение мулл, духовное окормление татарских добровольцев. Среди политических стремлений, не нашедших поддержки в Берлине, было восстановление деятельности партии «Милли Фирка», создание самостоятельного государства под протекторатом Германии с татарским парламентом и национальной армией. Но политические лидеры крымских татар готовы были предать родину и встать во враждебное отношение к русскому народу не только за эти весомые вознаграждения со стороны оккупационной власти: в своём меморандуме лидер второго политического крыла Амет Сеидабдуллаевич Озенбашлы, кандидат на пост муфтия Крыма, предлагал Германии сотрудничество по сути лишь на условиях восстановления такого положения татарского народа, каким он пользовался в СССР до 1928 года[vii].
Руководитель Карасубазарского мусульманского комитета Абдурахман Серлиев так описывал свою деятельность: «Мне вменялось в обязанность создавать агентурно-осведомительную сеть на преданных татарскому национальному движению лицах, собирать данные о лицах, патриотически настроенных по отношению к России, выявлять коммунистов, комсомольцев, ответственных партийных и советских работников и их семьи, лиц, связанных с партизанами, а также всех ведущих работу против германской армии и вновь созданных оккупационных властей»[viii].
Помимо наиболее полномочных мусульманских комитетов в оккупированном Крыму немцы также учредили армянские, болгарские и даже формальный украинский, в задачу которых входило отстаивание культурных, религиозных и экономических интересов соответствующих национальных групп, кроме русских, конечно. В открытых национальными комитетами продуктовых магазинах русские не обслуживались[ix].
«В первые же дни образования Симферопольского городского управления я видел целые волны караимов и армян, набросившихся на управление с желанием рвануть себе куски общественного пирога… Цивильные татары бросились в частную торговлю, караимы заняли счётные должности, а армяне — административные. Болгары, из-за своей малочисленности… заняли более скромные места: начальников цехов, хлебопекарен и мастерских… Все нерусские ставят себя в положение враждебности к русскому народу и его государственности», — вспоминал очевидец тех лет[x]. В середине 1942 года в Берлине начало действовать полномочное представительство, названное позже Крымско-татарский национальный центр, занимавшееся в частности вопросами переселения соплеменников в Крым[xi].
В приказе командующего 11-й армии генерал-полковника Эриха фон Манштейна от 29 ноября 1941 года регламентировались правила отношения к татарскому населению: «Всем войскам, задействованным против партизан. Ещё раз довести до сведения каждого, что в этом деле важна помощь гражданского населения, особенно татар и мусульман, ненавидящих русских. На эту помощь нужно рассчитывать и опираться во всех случаях. Дисциплина и порядок в задействованных войсках являются лучшим средством пропаганды в этих мероприятиях.
Для этого необходимо не допускать каких-либо неоправданных действий против мирного населения. Особенно требуется корректное обращение по отношению к женщине. Необходимо постоянно уважать семейные традиции татар и мусульман и их религию. Также требую неукоснительного уважения к личному имуществу, сохранности скота, продовольственных запасов сельских жителей.
Я возлагаю личную ответственность за нарушение этих требований на всех офицеров и унтер-офицеров. Их долгом является докладывать обо всех таких нарушениях. Всех виновных в этом я буду привлекать к ответственности. Я особенно подчёркиваю, что реквизиция продовольствия возможна только с разрешения офицеров в ранге не ниже командира батальона и только тогда, когда нет другой возможности обеспечить снабжение войск. Эти реквизиции (только необходимых продуктов) можно проводить только в больших и богатых населённых пунктах. В горных селениях это делать запрещаю.
При реквизициях платить наличными до 1000 немецких марок, а в случае необходимости выплаты больших сумм выдавать специальные расписки, руководствуясь порядком, указанным в документе от 18.07.1941 года, пункт 4-с.»[xii].
Уже в январе 1942 года части вермахта, воюющие под Севастополем и на Керченском направлении, пополнились 8684 крымскими татарами[xiii]. В рамках операции «Охота на дроф» для противодействия силам Крымского фронта, оформившегося в ходе масштабной десантной операции, 8 марта 1942 года на Керченский полуостров Манштейн отправил 4-тысячное добровольческое подкрепление из числа татар и узбеков, а 18 марта из Бахчисарая было переброшено ещё до 3 тысяч крымско-татарских коллаборационистов, которые выступили против своих недавних однополчан и приняли участие в тяжелейшем разгроме советских войск. Потери Крымского фронта составили 176 тысяч человек убитыми и пленными, большая часть последних погибла в лагерях[xiv].
Как сообщает профессор О. В. Романько, на март 1942 года крымско-татарские формирования на службе у немцев включали:
— около 9 тысяч «добровольных помощников» в частях 11-й армии;
— 2 тысячи человек в составе 14 рот «организованной самообороны», подчинённой начальнику полиции безопасности и СД;
— около 4 тысяч в отрядах «неорганизованной» татарской самообороны и «милиции» в распоряжении сельских, городских и районных управлений;
— около 5 тысяч резерва.
Летом 1942 года были сформированы 147–154-е батальоны вспомогательной полиции порядка (Schutzmannschaft der Ordnungspolizei / Schuma) общей численностью 3369 человек, включая 2184 добровольца, переданных 11 армией. Набор продолжался и далее. Таким образом, общая численность ставших под немецкое ружьё крымских татар составляла порядка 20 тысяч[xv] — и это преимущественно только молодые здоровые мужчины, то есть представители чуть ли не половины крымско-татарских семейств полуострова. Ту же цифру сообщает и немецкое командование (на 20 марта 1942 года): «Всего — около 10 000 добровольцев. По данным татарского комитета, старосты деревень организовали ещё около 4000 человек для борьбы с партизанами. Кроме того, наготове около 5000 добровольцев для пополнения сформированных воинских частей. Таким образом, при численности населения около 200 000 человек татары выделили в распоряжение нашей армии около 20 000 человек.
В отношении испытания татар в боях с партизанами могут служить сведения о татарских ротах самозащиты, в общем эти сведения можно считать вполне положительными. Такая оценка может быть дана всем военным акциям, в которых принимали участие татары. Получены хорошие сведения при выполнении различных мероприятий разведывательного характера. …О боевом духе могут свидетельствовать потери — около 400 убитых и раненых. Следует отметить, что из общего числа — 1600 человек только один перебежал к партизанам и один не вернулся из отпуска».[xvi]
Именно благодаря помощи населения из числа крымских татар, прекрасно ориентировавшихся в горной местности и участвовавших ранее в закладке партизанских баз, немцам удалось в короткий срок выяснить места дислокации партизанских отрядов и ликвидировать большинство складов продовольствия и снаряжения, из-за чего сопротивление во вражеском тылу было поставлено в предельно тяжёлые условия[xvii]. Из многочисленных документальных свидетельств можно привести донесение начальника штаба партизанского движения Крыма Ивана Корнеевича Сметанина в июле 1942 года: «Как правило, добровольцы, преимущественно татары, немцами используются против партизан, причём их посылают вперёд, а сами двигаются сзади… Вообще же татары-добровольцы активно борются против партизан и жестоко с ними расправляются, если захватывают их в плен»[xviii].
Или докладную записку начальника Особого отдела Центрального штаба партизанского движения Е. Н. Попова: «Словом, не проходило ни одного месяца, чтобы немцы или татары не производили нападения на партизанские отряды. В нападении на партизанские отряды большую роль играют всегда местные татары, которые, хорошо зная лес, дороги и тропы, являются проводниками и всегда приводят с той стороны, откуда их меньше всего ожидали. И если бы не предательство со стороны татар, фашистским войскам трудно было бы вести борьбу с партизанами.
Основные продовольственные базы партизанских отрядов были разграблены в декабре 1941 года, главным образом благодаря предательству со стороны татар, которые являлись не только проводниками немецких войск, но и сами принимали активное участие в разгроме продовольственных баз. …В настоящее время всё мужское население татар вооружено. В отдельных населённых пунктах, как-то Коуш, Корбек и других, вооружены также подростки, начиная с 15-летнего возраста.
Когда мы первые дни находились в лесу, то в отдельных партизанских отрядах было большое количество татар. Например, в Алуштинском районе их было до 100 человек, но в результате татары дезертировали из отрядов и стали предателями партизанских баз и проводниками при нападении на партизанские отряды. Татары не только являлись проводниками по разгрому партизанских баз, но и сами активно участвовали в разграблении.
…При каждом нападении немецких войск на партизанские отряды, как правило, татары принимают участие не только как проводники, но целыми группами по 60–100 человек, а в некоторых случаях сами татары производят нападение на партизанские отряды»[xix].
«Кроме участия в уничтожении советских граждан, добровольческие татарские батальоны по призыву немецкого командования уничтожали населённые пункты, жители которых подозревались в связи с партизанами. В частности — 3 ноября 1943 года 154-м добровольческим батальоном была сожжена деревня Нейзац Зуйского района, а 14 декабря 1943 года — деревни: Барабановка, Петрово и другие. Имущество жителей указанных деревень было разграблено личным составом батальона», — сообщается в обзоре работы Управления НКГБ Крыма. Кроме того, приводится документ, исходящий от имени командира добровольцев Шамрата Карабаша и обнаруженный в помещении мусульманского комитета Алуша, в котором испрашивалось подкрепление в людях и вооружении с целью уничтожения 7 партизанских точек[xx].
В докладной записке НКВД августа 1942 года сообщается: «Отношение татарского населения Крыма, а в особенности горной части, к Советской власти в своём подавляющем большинстве враждебное. …В отличие от остальных национальностей Крыма немцы без труда почти во всех горных татарских деревнях сумели создать из татар добровольческие отряды по борьбе не только с партизанами, но и со всякими антигерманскими проявлениями. …Указанные добровольческие отряды, будучи прекрасно вооружёнными, осуществляют не только активную борьбу с партизанским движением, но мечом и огнём истребляют и выжигают даже и ту незначительную часть татарского населения, которая осталась преданной Советской власти.
…Коушанский отряд 24 марта полностью сжёг [греческую] деревню Лаки за сочувствие и оказание помощи партизанам. В селе была произведена дикая расправа над жителями, расстреляно много женщин и детей. То же самое можно сказать в отношении деревень Кокози, Бахсан и других.
Установлено, что в апреле 1942 года в г. Симферополе закончено обучение 15 000 добровольцев-татар, обмундированных в немецкую форму и подготовленных к отправке на фронт. Кроме того, в Крыму в татарских районах насчитываются 4 наиболее сильных карательных отряда.
Важно отметить, что в добровольческие, а также карательные отряды входит довольно большое количество коммунистов и комсомольцев, оставшихся в Крыму, из коих многие находятся на руководящих работах. Важно отметить и то, что из сотен татар, состоящих в первый период организации и боевых действий партизанских отрядов, остались единицы. Остальные дезертировали и вступили в татарские добровольческие отряды.
…В отличие от других национальностей немцы всех военнопленных татар немедленно освобождали и отпускали домой… Немцы большую работу провели по открытию в татарских деревнях мечетей. В отличие от остальной части населения татарам сразу были предоставлены разные льготы. Так, например: а) если немцы у другого населения силой отбирали часть имущества, главным образом продовольствие, то с татар ничего не брали; б) немецкое командование в Крыму издало специальный приказ по своим войскам: татар не трогать, не обижать их; в) установлено, что татарскому населению за проданные немцам продукты питания давали столько, сколько татары сами просили, тогда как у другого населения продукты брались силой оружия.
В особо привилегированном положении находятся лица, входящие в добровольческие отряды. Все они получают зарплату, продовольствие, освобождены от налогов, получили лучшие наделы фруктовых и виноградных садов, табачные плантации, отобранные у остального нетатарского населения. Добровольцам выдают вещи, награбленные у еврейского населения. Кулакам возвращают принадлежащие им ранее виноградники, фруктовые сады, скот за счёт колхозов, причём прикидывают, сколько приплода имелось бы у этого кулака за время колхозного строя, и выдают из колхозного стада.
…В каждом городе и селе, где имеется татарское население, открыта мечеть, которая принадлежит так называемой мусульманской тройке. …Мусульманский комитет предупреждал население, что непосещение мечетей будет рассматриваться как сочувствие большевикам.
…По данным агентуры установлено, что большинство татарского населения степной части Крыма не проявляет враждебности к советской власти, напротив, есть обратные факты, когда они сочувственно относятся к нам. …За всю эту помощь, оказанную партизанам, немцами и добровольческими отрядами были разгромлены и сожжены такие деревни, как Айлена, Чермалык, Бешуй Карасубазарского района, Чаир и Тарнаир. Население этих деревень в большинстве было расстреляно, а оставшееся выселено из Южного берега»[xxi].
Иронично, но курултай крымских татар постановил в 2018 году требовать от Германии репараций: «Великая Отечественная война стала суровым испытанием для жителей Крыма. За годы оккупации было уничтожено 127 крымских деревень вместе с их мирными жителями, которых фашисты обвиняли в связях с партизанами. Враги не пожалели никого, ни малолетних детей, ни стариков, ни женщин. Делегаты курултая мусульман Крыма твёрдо убеждены в моральном и юридическом праве вернуться к вопросу репараций».
Инициаторам этого деликатного процесса придётся взять новые высоты лицемерия при анализе исторических материалов: «Необходимо извлечь информацию из архивов того времени, историки и социологи должны подготовить историческую справку, на основании которой экономисты высчитают ущерб материальный и моральный, который был нанесен, а также культурный, потому что были разрушены мечети, медресе и церкви — мы ведем речь не только о крымско-татарских сёлах. А дальше юристы с этими материалами и цифрами будут работать во взаимодействии с профильными комитетами, министерствами Российской Федерации, садиться за стол переговоров и обращаться к той стороне, у которой мы будем испрашивать компенсации». Возможно, это только начало увлекательного процесса репараций к той или другой стороне.
Действия тысяч представителей крымско-татарского народа попадали под карательные меры, предусмотренные Постановлением Пленума Верховного суда СССР №22/М/16/У/сс: «Советские граждане, которые в период временной оккупации той или иной местности немецкими захватчиками служили у немцев в органах гестапо или на ответственных административных должностях (бургомистры, начальники полиции, коменданты и т. п.), доставляли врагу сведения, составляющие военную или государственную тайну; выдавали или преследовали активистов, военнослужащих Красной армии, советских активистов и членов их семей; принимали непосредственное участие в убийствах и насилиях над населением, грабежах и истреблении имущества граждан и имущества, принадлежащего государству, колхозам, кооперативным и общественным организациям, а равно военнослужащие, перешедшие на сторону врага, — подлежат ответственности за измену Родине по ст. ст. 58-1а [Измена Родине: расстрел с конфискацией имущества, или 10 лет с конфискацией имущества] или 58-1б [Измена со стороны военного персонала: расстрел с конфискацией имущества] УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик, а в случаях, предусмотренных Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г., — по ст. 1 этого Указа»[xxii].
С освобождением Крыма в 1944 году в Красную армию было мобилизовано 58 504 человека, включая 6941 крымско-татарской национальности, среди которых, естественно, было немало тех, кто служил в немецких добровольческих частях и не пожелал эвакуироваться с вермахтом[xxiii]. Почти все они так и не попали на фронт ввиду иного решения «татарского вопроса». Схожая ситуация наблюдалась и в партизанском движении. С ростом числа поражений немецкой армии на Восточном фронте добровольцы-татары стали понемногу возвращаться в партизанские отряды[xxiv].
В итоге массовые расстрелы за предательство были заменены на гораздо более мягкие репрессии, но без разбора — в отношении всего немногочисленного народа. 18–20 мая была проведена депортация: вывезено 191 044 крымских татар без права возвращения к местам прежнего жительства. В ходе операции по выселению у населения было изъято 49 миномётов, 622 пулемёта, 724 автомата, 9 888 винтовок и 326 887 боеприпасов. Вскоре также было выселено 38 345 болгар, греков и армян за активное сотрудничество с немецким командованием. Наиболее несправедливым этот акт был по отношению к грекам, которые наряду с русским населением претерпели угнетения и репрессии, оказывали помощь партизанскому движению, а в вину им советская власть поставила лишь такие «преступления», как занятие торговлей и мелкой промышленностью во время оккупации[xxv].
Депортация производилась гораздо мягче, чем, например, выселение миллионов кулаков до войны, у которых просто конфисковывалась вся собственность, а в местах поселения порой отсутствовали минимальные условия для жизни. В постановлении Государственного Комитета Обороны от 11 мая 1944 указывалось, что всё имущество, скот и продуктовые запасы переселяемых крымских татар должны быть описаны и оценены для последующего возврата спецпоселенцам по обменным квитанциям. Хотя транспортные издержки рассчитывались по тарифу для заключённых, на каждый эшелон выделялся врач и две медсестры с соответствующим запасом медикаментов; обеспечивалось санитарное обслуживание и горячее питание. Временное расселение производилось в совхозных, колхозных и заводских посёлках; спецпоселенцы наделялись приусадебными участками, им оказывалась помощь в строительстве домов. На эти мероприятия из резервного фонда Совета народных комиссаров только в мае 1944-го было выделено 30 миллионов рублей. Кроме того, Сельхозбанк был обязан выдавать ссуду в размере до 5000 рублей на семью для строительства и хозяйственного обзаведения с рассрочкой до 7 лет. Операция заняла три дня, для питания переселенцев в пути следования было выделено 1060 тонн муки и крупы и 206 тонн рыбы, мяса и жиров[xxvi].
В результате, согласно докладу начальника Управления наркомата внутренних дел по Чкаловской области, смертность в пути оказалась минимальной: «За период с 23 мая по 4 июня через станцию Илецк проследовали 59 эшелонов с количеством 3 282 вагонов и 163 632 человек. За время следования на стоянках снято больных 4 человека и 14 умерших»[xxvii]. Эти данные не совсем полные, но и по другим документам выходит, что количество умерших среди переселенцев во время операции было близко к уровню естественной смертности.
Как проходила операция, можно судить по отчёту 281 Отдельного стрелкового полка НКВД, силами которого при тщательной предварительной подготовке было выселено 14 380 крымских татар из Судакского района: «Особенно чётко было организовано во всех гарнизонах оцепление населённых пунктов, его правильность и сосредоточение спецконтингента на погрузочных площадях. Со стороны личного состава войсковых подразделений и оперсостава совершенно отсутствовали случаи мародёрства, недисциплинированности и грубости по отношению к выселяемому контингенту. Войсковыми подразделениями и оперсоставом была оказана большая практическая помощь хозяйственным комиссиям в деле охраны и учёта государственного и народного имущества. …К недостаткам в проведении операции относятся: …Слабая, неорганизованная и распущенная работа автоколонны капитана тов. Таманина, который самовольно допустил простой в ночное время машин в 1,5 км от селения Кутлак, где отдельные шофёры этой колонны занимались мародёрством и большинство пьянствовало»[xxviii].
Профессор Н. Ф. Бугай так подытоживает масштабы оказанной помощи переселенцам только в первое время после депортации, в том числе в течение одного военного года: «ЦК КП Узбекистана и НКВД республики приняли постановление № 1228-159с от 30 сентября 1944 года, которым секретарям обкомов, райкомов, вменялось непосредственно в обязанность принять самые решительные меры к трудоустройству крымских татар и созданию приемлемых бытовых условий… Из 33 740 семей, прибывших из Крыма [в Узбекскую ССР], 33 332 (98,8 %) были размещены в квартирах, пригодных для жилья; численность семей, наделённых приусадебными участками и огородами, составила 23 921 (71 %) от общего числа спецпереселенцев. Этот показатель возрастал. Не имевших участков оставалось 413 человек. …Постановлением СНК СССР от 26 июня 1945 года особо нуждающимся из госбюджета выделялись 2970 тысяч рублей в качестве безвозмездной помощи. Денежную помощь получили 5566 семей. …Значительная часть спецпоселенцев получила производственную квалификацию слесарей, токарей, арматурщиков и так далее»[xxix].
В 1946–1947 годах по всей стране прошёл тяжёлый послевоенный голод, но непропорционально более сильный урон он нанёс спецпоселенцам. По данным на октябрь 1948 года из 234 021 переселённых из Крыма (с учётом рождаемости) умерло 44 887 (19,2 %) и 3531 были освобождены (в индивидуальном порядке за признанные заслуги перед отечеством), в том числе 581 с правом проживания в Крыму. Ещё более высокая смертность оказалась среди переселённых из Северного Кавказа[xxx].
В 1955 году была проведена реабилитация некоторых категорий спецпоселенцев, а в 1956 году Президиум Верховного Совета снял ограничения в правовом положении крымских татар, распорядившись расширить оказываемую им помощь в хозяйственном и культурном строительстве с учётом национальных интересов и особенностей. В 1967 году всем представителям крымских татар было разрешено возвращаться в Крым[xxxi], хотя на деле осуществить это было крайне сложно ввиду необходимости прописки и других ограничений.
Современная этика и юридические нормы признают неправильными и жестокими акты депортации и интернирования в концлагеря представителей враждующих народов во время военного конфликта. Но в годы Второй Мировой войны такая практика была повсеместной. Например, в США таким образом пострадали помимо немцев и итальянцев — до 120 тысяч японцев, как представители враждебной нации, две трети из которых были полноправными американскими гражданами. В результате президентского указа 1988 года каждому содержавшемуся под стражей была выплачена компенсация в размере 20 тысяч долларов. Следует обратить внимание, что были установлены жёсткие рамки для мер по реабилитации: конкретная сумма и только тем, кто содержался под стражей.
Но если в США интернировали людей нисколько не причастных к действиям враждебных наций, да ещё и в глубоком тылу, где не было опасности появления войск противника, то в СССР речь шла о тотальной истребительной войне, опасной прифронтовой зоне и наказании за совершённый массовый коллаборационизм по условиям военного времени с целью ликвидации угрозы диверсий и шпионажа в пользу врага. Проводить следствие в отношение десятков тысяч жителей полуострова на факт предательства родины на тот момент не представлялось никакой возможности, а обезопасить ближайшие к территории боевых действий тылы было необходимо. Ведь на тот момент не было гарантии, что контролировавшие полуостров в течение 2,5 лет немцы снова не появятся в Крыму.
Вскоре после смерти Сталина общемировая на тот момент практика интернирования народов, проведённая в СССР в более грубой форме — депортации, была признана порочной. Затем были предприняты множественные меры по восстановлению прав пострадавших лиц, включая восстановление автономий и помощь в переселении, экономическом и культурном возрождении. Причём реабилитация крымских татар проводится уже 60 лет и не в виде определённых материальных компенсаций конкретным репрессированным, как это было сделано в гораздо более благополучных и богатых США, а в качестве бесконечных и безмерных «извинений» в виде комплексной имущественной и религиозно-культурной поддержки. И до сих пор даже не обозначены горизонты, когда вопрос этот будет наконец закрыт.
Переселяясь в Крым, татары не возвращают государству свою прежнюю недвижимость, которая была нажита ими не без государственной помощи и льгот, но получают на полуострове очередную поддержку. Не учитывается многолетняя помощь, которой они пользовались на прежнем месте жительства и которая обеспечила татарскому народу демографический рост и культурное развитие. Более того, хотя пострадал весь народ, далеко не все его представители безвинно. На каком основании жертвами репрессий признаны тысячи действительных военных преступников-коллаборационистов, которым заменили высшую меру наказания на высылку?
Мемориал на месте лагеря смерти
Почему-то на тему о коллаборационизме крымских татар в Великую Отечественную войну, Первую Мировую и в Крымскую сейчас наложено негласное табу. При этом всё время подчёркивается, что наконец с народа снято позорное клеймо предателей. С народа это клеймо было снято более полстолетия назад, но это ведь не означает, что тема массового предательства должна быть закрыта. Например, в лагере смерти «Красный» в посёлке Мирное под Симферополем в 2015 году построили прекрасный мемориальный комплекс по созданному при Украине проекту, где, конечно, ни слова не говорится, что жестокие казни и издевательства, в том числе утопление детей в ямах с фекалиями и сжигание узников заживо на кострах, над 15 тысячами пленных проводили татары 152-го батальона Schuma, добровольно служившие палачами русского народа при немцах.
«Этот лагерь был создан весной 1942 года под эгидой полиции безопасности и СД Симферополя для содержания в нём всех тех, кто представлял или мог представлять потенциальную угрозу для оккупационного режима. Обычно здесь держали коммунистов, захваченных в плен партизан и подпольщиков, а также членов их семей. Первоначально экзекуции проходили крайне редко, так как лагерное начальство не имело достаточного количества исполнителей. Положение изменилось в январе 1943 года, когда на охрану лагеря прибыл 152-й батальон „вспомогательной полиции порядка“. С тех пор поменялся и режим содержания узников. Нет, он и до этого не был лёгким. Просто с приходом татарского добровольческого батальона „обычный“ концентрационный лагерь превратился в лагерь уничтожения», — сообщает в своей монографии профессор Олег Валентинович Романько[xxxii].
Это историческая реальность. И если бы о ней не старались забыть, то сегодня и не было бы проблемы, когда мемориал не может быть завершён из-за татарских самозахватов на территории двух братских могил, где погребены 4200 человек, преимущественно русской национальности. Не решив эту проблему, российские власти отвели в Мирном новый земельный массив на возведение 3791 домов преимущественно для крымских татар. Выбор именно этого посёлка под строительство, конечно, был совершенно случайным?! Кстати, до 2019 году именно на территории поселкового совета Мирный будет построена «Школа будущего» стоимость 200 млн рублей — одна из двух для всего Крыма.
О татарском коллаборационизме необходимо помнить и говорить. Служившие вермахту и совершавшие преступления против человечности не должны быть приравнены к репрессированным. Татарские дети только и слышат о безвинном страдании своего народа, тогда как им следовало бы со школьных лет, по примеру немецких сверстников, узнавать о жуткой странице истории своего народа, чтобы подобные трагедии не могли повториться в будущем.
Крымские татары настаивают, что они не несут моральной ответственности за деяния многочисленных представителей своего народа, а потому не следует им ставить в вину известные события Великой Отечественной войны и вообще пора забыть об этой неприглядной странице истории. Но одновременно они требуют от русского народа, пострадавшего как от враждебной к России тоталитарной власти большевиков, так и собственно от крымско-татарских националистов, компенсаций за преступления советского режима.
Член Совета при Президенте по межнациональным отношениям Эскендер Седаметович Билялов и вовсе набрался наглости открыто заявлять: «В Крыму есть политики, которые поддерживают крымских татар, но есть и те, кто ведёт откровенно антикрымскотатарскую позицию, опасаются татарского фактора. Построили мемориальный комплекс в селе Красный. Я был на его строительстве. И сказал, что наряду с часовней, должна там стоять мечеть, присутствовать крымскотатарская символика. Мною был передан в госсовет пакет документов, подтверждающих, что на том месте были расстреляны двадцать крымских татар, именно там была загублена Алиме Абденанова — в Крыму единственная женщина-Герой России. На сегодняшний день там построен христианский храм, а мечети нет, мусульманской символики нет. Но я убеждён, что должна быть там мечеть, потому что так было бы справедливо, приезжают христиане — ставят в часовне свечку в память, зайдут в мечеть мусульмане — прочтут молитву».
Вот так, у братских могил 15 тысяч русских нужно поставить мечеть, потому что это будет справедливо, ведь среди замученных оказалось и двадцать татар, убитых собственными соплеменниками за отсутствие антирусской солидарности. А были ли они мусульманами? — пустой вопрос: сегодня ислам возвращается на полуостров за государственный счёт, то есть преимущественно за русский, а потому любой повод сгодится, даже оскорбляющий память умученных.
О военнопленных татарах, попавших в лагерь «Красный» при немецком наступлении на Крым, сообщается в обзоре работы Управления НКГБ Крыма: «Эфенди Аблязис, Абдурашит Ильясов, Ильми Керменчиклы систематически посещают военнопленных татар в совхозе „Красный“, призывая их к вступлению в немецкую армию. В результате их изменнической деятельности создаётся отряд численностью до трёхсот человек, который направляется для борьбы с Красной армией»[xxxiii]. По-видимому, их памяти и должна быть посвящена мечеть в мемориале, построенном за русский счёт.
В свою очередь депутат Государственного Совета Крыма от партии «Единая Россия» Лентун Романович Безазиево, искажая факты, утверждает, что действовавшая до войны программа по созданию в Крыму еврейского района всего с 17 тысячами жителей была истинной причиной выселения крымских татар и других народов в годы войны. Ведь как хорошо, когда есть концепция, пусть даже авантюрная и не имеющая отношения к действительности, но зато снимающая сложные вопросы и выставляющая татарский коллаборационизм со всеми связанными преступлениями — как единственный способ остаться на родной земле.
Крымский депутат завершает свой опус умозаключениями о том, что же ещё русские остались должны: «Любые политические и экономические решения, которые сегодня принимаются властями России по проблемам Крыма должны учитывать интересы крымско-татарского народа, который будет работать на благополучие и мир в Крыму. Национальный вопрос был одним из главных вопросов Октябрьской Революции 1917 года. В многонациональной России народы требовали право не только на национальное существование, но и на участие в формировании политики и структур нового государства». И нынешние власти федерации охотно идут на эти уступки в ущерб русскому большинству, руководствуясь принципами Великого Октября.
[i] Романько О. В. Крым в период немецкой оккупации. Национальные отношения, коллаборационизм и партизанское движение. 1941–1944. — М., с. 127–128.
[ii] Мальгин А. В. Партизанское движение Крыма и «татарский вопрос». 1941–1944 гг. 2-е изд., доп. — Симферополь, 2009, с. 29.
[iii] Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 34.
[iv] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов. Т. 4. Кн. 2. — М., 2008, с. 81; Т. 5. Кн. 1. — М., 2007, с. 61, 62; Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 51.
[v] Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 50.
[vi] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов. Т. 3. Кн. 1. — М., 2003, с. 596–602, 611; Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 53.
[vii] Романько О. В. Крым в период немецкой оккупации. Национальные отношения, коллаборационизм и партизанское движение. 1941–1944. — М., с. 136–137, 139–141, 149; Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 52.
[viii] Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 52.
[ix] Романько О. В. Крым в период немецкой оккупации. Национальные отношения, коллаборационизм и партизанское движение. 1941–1944. — М., с. 69, 114, 133, 259.
[x] Романько О. В. Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941–1944). — Симферополь, 2009, с. 54.
[xi] Романько О. В. Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941–1944). — Симферополь, 2009, с. 152–154.
[xii] Германские документы о борьбе с крымскими партизанами в 1941–1942 гг. // Москва — Крым. Историко-публицистический альманах. Вып. 1. — М., 2000.
[xiii] Мальгин А. В. Партизанское движение Крыма и «татарский вопрос». 1941–1944 гг. 2-е изд., доп. — Симферополь, 2009, с. 37.
[xiv] Керчь и Керченский полуостров в годы войны (1941–1945): Справочные материалы. — Керчь, 1994, с. 14, 19.
[xv] Романько О. В. Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941–1944). — Симферополь, 2009, с. 54, 124–126, 128–129.
[xvi] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов. Т. 3. Кн. 1. — М., 2003, с. 599–600.
[xvii] Романько О. В. Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941–1944). — Симферополь, 2009, с. 130–131.
[xviii] Мальгин А. В. Партизанское движение Крыма и «татарский вопрос». 1941–1944 гг. 2-е изд., доп. — Симферополь, 2009, с. 23–25, 40–41.
[xix] Партизанское движение в Крыму в период Великой Отечественной войны. Сборник документов и материалов. 1941–1942 / Сост. А. В. Мальгин, Л. П. Кравцова, Л. Л. Сергиенко. — Симферополь, 2006, с. 185–188.
[xx] Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 53, 54.
[xxi] Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов. Т. 3. Кн. 2. — М., 2003, с. 19–21, 193–199.
[xxii] Депортация народов Крыма / Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н. Ф. Бугай — М., 2002, с. 81.
[xxiii] Депортация народов Крыма / Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н. Ф. Бугай — М., 2002, с. 84.
[xxiv] Мальгин А. В. Партизанское движение Крыма и «татарский вопрос». 1941–1944 гг. 2-е изд., доп. — Симферополь, 2009, с. 19–21, 163–165.
[xxv] Депортация народов Крыма / Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н. Ф. Бугай — М., 2002, с. 88–91; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов. Т. 3. Кн. 2. — М., 2003, с. 198, 199; Т. 5. Кн. 1. — М., 2007, с. 60, 480, 481.
[xxvi] Депортация народов Крыма / Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н. Ф. Бугай — М., 2002, с. 70–73.
[xxvii] Депортация народов Крыма / Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н. Ф. Бугай — М., 2002, с. 91.
[xxviii] Сталинские депортации. 1928–1953 / Сост. Н. Л. Поболь, П. М. Полян — М., 2005, с. 503–507 (Россия. XX век. Документы).
[xxix] Бугай Н. Ф. Л. Берия — И. Сталину: Согласно Вашему указанию... — М., 1995, с. 159–160.
[xxx] Депортация народов Крыма / Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н. Ф. Бугай — М., 2002, с. 157–158, 162, 174; Сталинские депортации. 1928–1953 / Сост. Н. Л. Поболь, П. М. Полян — М., 2005, с. 521–522 (Россия. XX век. Документы).
[xxxi] Депортация народов Крыма / Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н. Ф. Бугай — М., 2002, с. 192, 193, 195.
[xxxii] Романько О. В. Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941–1944). — Симферополь, 2009, с. 213–215.
[xxxiii] Архив Управления СБУ в АР Крым. Ф. 1, д. 42, л. 53.
