Зачастую человек, который впервые обращается к чтению замечательного трактата древнекитайского философа Лао-цзы "Дао де цзин", труда, который лег в основание даосизма, приходит в некоторое смущение по поводу того, что вычитывает там с самых первых стихов. Конечно же, речь идет о категории, которая начинает раскрываться с первых строк, а именно понятия у-вэй, что означает "недеяние", "неделание". Это главный принцип поведения, разрабатываемый в даосизме,, некое состояние пассивной созерцательности. Лао-цзы пишет (в переводе В. Малявина):
Когда в мире узнают, что прекрасное – прекрасно, тотчас появляется уродство.
Когда в мире узнают, что доброе – добро, появляется зло.
Наличное и отсутствующее друг друга порождают.
Трудное и легкое друг друга создают.
Длинное и короткое друг друга выявляют.
Высокое и низкое друг друга устанавливают.
Музыка и голос друг другу откликаются.
Предыдущее и последующее друг за другом следуют.
Так будет всегда.
Посему премудрый человек предается делу недеяния
И претворяет бессловесное учение.
Десять тысяч вещей созидают – и он ничего не отвергает,
Рождают – и он ничем не владеет.
Все свершают – и он за это не держится.
Успехи приходят – и он не помещает себя в них.
Он ни в чем не пребывает – и от него ничто не уходит!
Тут Лао-цзы говорит, конечно, об относительности всего, и возможности существования чего-либо только тогда, когда существует противоположность этому. Так "если есть тьма, то должен быть свет": во всем действует диалектический закон. Но не это удивляет, а то, что автор древнего текста, в этом, и в других фрагментах, призывает в какой-то степени отказаться от познания понятия, дабы не знать и противоположности. Например, не познавай прекрасного, и не появится уродства. Следом идет:
Не возвышайте «достойных» –
Тогда люди не будут соперничать.
Не цените редкостные товары –
Тогда люди не будут разбойничать.
Не выставляйте напоказ привлекательные вещи –
Тогда в людских сердцах не будет смущения.
Вот почему премудрый человек, управляя людьми,
Опустошает их головы
И наполняет их животы,
Ослабляет их стремления
И укрепляет их кости.
Он всегда делает так, что у людей нет ни знаний, ни желаний,
А знающие не осмеливаются что-либо предпринять.
Действуй неделанием – и во всем будет порядок.
И все это для рационалистического мышления становится неудобным, и даже чуждым. Выходит, что у-вэй представляет из себя абсолютный отказ от всего и вся, который помогает человеку соответствовать природе, законам Неба, Дао, но потерять, или значительно утратить все, что есть в нем личностного, индивидуального, активного и волевого. Именно такая мысль может придти в голову, и именно от такой мысли хотелось бы предостеречь, дабы не возникало непонимания и даже отторжения этого прекрасного труда.
Итак, Лао-цзы предлагает недеяние, незнание. Но тем не менее, он говорит о некоем "премудром" правителе. Откуда же возникает премудрый человек, правящий людьми, если все сотворяют недеяние, и отказываются от познания? Разве во многом мудрость не обусловлена знаниями? Или же Лао-цзы, подобно Платону, делит людей на просто народ и философов-правителей, которые располагают большой мудростью, что и является обеспечением их власти?
Однако, дальше мы видим утверждение о том, что хорошим правителем является тот, которого народ не знает. Ибо народ живет сам по себе, по законам Неба, правитель же - сам по себе, также как и подданные осуществляя недеяние. Платоновское государство статично, но отнюдь не свободно от некоторого интенсивного управления, поддерживающего эту статику.
И действительно, мы вспоминаем слова американского писателя и музыканта Майкла Муркока: "Богатое на событие время - страшное время". И далее в уме всплывает строчка из Бродского:
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
К сожалению трудно.
Лао-цзы жил в ту эпоху, когда Китай был охвачен политической нестабильностью, войнами, междоусобицами, которые длились сотни лет. Он и Конфуций находят разные пути, но все же - это пути, новые пути Осевого времени, которые хотя бы в теории могут привести человека к счастью. Если читать "Дао де дзин" как политический или социальный текст, то он вполне понятен, и трактуется через культурную усталость от бурного потока вечной вражды, социальных и политических распрей.
Но если читать "Дао де цзин", как философский или теологический трактат, объясняя все пассивное через политико-социальный контекст, то все меняется и сразу же начинает играть новыми красками. У-вэй - это уже не просто недеяние, это понятие, родственное автаркии или апатии, это почти исихия. Дао - это уже Путь, Истина и Жизнь. Все, о чем говорит мудрец, приобретает новое значение, и мы осознаем то, насколько человеческая мысль может быть обогащена брошенной в нее пригоршней даосских терминов, понятий и категорий.