Я уже обещал рассказать про наш опыт общения со шведской полицией. В общем-то, ничего необычного – никаких погонь и укладываний лицом в асфальт, но, тем не менее, неприятный осадочек у нас остался.
Дело было в самом начале нашего пребывания в этой стране. Мы как раз только-только приехали в Фискебяк – пригород Гетеборга, нашли в марине купленную нами яхту, сиротливо стоящую на берегу, еще на зимней стоянке.
Я скинул с нее тент, разгреб внутренности. Уже наступала ночь, и нам требовалось устроиться на ночлег внутри и параллельно заняться сборами. Нас было трое: я, Наталья, и моя мама, которая нас сюда привезла на своей машине; через пару дней она собиралась ехать назад, а мы вдвоем на лодке планировали идти в течение трех месяцев в Россию.
Дело происходило в марине, в яхтенном порту. Это такая огромная стоянка для различных лодок, которая имеет свой офис с руководством, персонал, и прочие атрибуты некоего серьезного предприятия. Однако в офисе я не встретил ни одной живой души – ни прямо тогда, когда происходили эти события, ни в будущем. Персонала тоже не было видно. Лишь изредка можно было заметить владельцев других еще не сброшенных на воду лодок, которые занимались мелким ремонтом. Когда мы, наконец, смогли устроиться внутри лодок, уже совсем стемнело, и те другие владельцы тоже попропадали кто-куда. Марина полностью опустела, и даже никакой охраны тут не оказалось.
Мы пили чай в каюте, а собаки остались привязанными внизу к кильблоку. Макс (человек, помогший купить нам эту лодку) говорил, что, место тут общественное, это что-то вроде лодочного кооператива, в котором кто-то что-то постоянно делает – пилит, шлифует и красит. Никаких ограничений на время работы и присутствия хозяев лодок на стоянке тут нет.
Иногда наши собаки лаяли на одиноких прохожих, но мы решили, что собачий лай не должен никого напрячь, да и чужие собаки тоже откуда-то полаивали. Но вот наши барбосы залаяли сильнее и чаще, и снаружи послышался голос какого-то местного. На него вылезла моя мама: оказалось, что мужик просит сделать тишину. После этого он удалился, а мы подняли собак в кокпит, где они, наконец, замолчали. Казалось бы, порядок был восстановлен.
Однако же, когда я, спустя пять минут вылез в кокпит работать по лодке, то заметил, что тот самый мужик, который подходил к нам, теперь стоит поодаль и что-то долго и многословно растолковывает по телефону. Он все говорил и говорил, пока я курил и пытался снять поврежденный люк ахтерпика. И моя интуиция подсказывала мне, что этот гад прямо сейчас стучит на нас куда следует. Ну, знаете, есть такая штука – ты всегда прекрасно чувствуешь агрессию, направленную в твою сторону. Но минут десять спустя человек закончил разговор и принялся ждать кого-то у въезда на стоянку.
Прошло еще десять минут, и появился автомобиль. Человек, встречавший его, махнул рукой в нашу сторону. Я же приготовился к неприятностям. И в самом деле! В темноте автомобиль зажег свои дополнительные фары, и на подходе к нашей лодке принялся светить мне в глаза. Теперь-то у меня не оставалось никаких сомнений. Вести себя так может только местная полиция. Ну что ж, посмотрим, что будет дальше. Я заранее приготовил все документы и спустился на асфальт.
Из подъехавшей машины, прямо как в кино про шведских полицейских, вылез экипаж – мужик и тетка. Все они были обвешаны тактическим снаряжением, всякими там пистолетиками, фонариками и наручниками. В общем, вид имели самый наисерьезнейший. Я поздоровался, - «Хэй!», - и сразу перешел к делу: протянул полицейскому наши паспорта и сказал на очень ломаном английском, что мы готовим НАШУ лодку к сбросу, а сами – русские. Мол, припеаринг ауа бот фор ланч афтер туморроу.
Я не буду пытаться в точности воспроизвести все наши разговоры, но вкратце суть сводилась к следующему: местный неравнодушный лодочник решил, что мы какие-то чуть ли не цыгане, которые приехали сюда, залезли в чужую лодку, и решили теперь тут жить. Я дал полицейскому наш договор купли-продажи, заключенный с Максом. По шведским законам лодки до 12 метров никак не регистрируются, и право собственности подтверждается либо устно, либо по вот такому вот договору, написанному на бланке «Блокета» – сайта объявлений. И полицейский, глядя на договор, отвечал, что де, договор с Блокета – это, конечно, хорошо, но достаточным основанием для него не является. Что он, де, не верит мне, что это моя лодка. Паспорта и этот самый договор, он, конечно же, пока оставит у себя.
Я тут же позвонил Максу и описал ему ситуацию. Дал телефон полицаю. Они долго о чем-то говорили и, закончив, тот повесил трубку. Он опять принялся объяснять мне, что он не считает эту лодку нашей. Тетка-полицейская при этом, сказала, что послезавтра мы ее сбросить не сможем. Мол, лодка теперь арестована до выяснения, и эти выяснения займут 2-3 недели. Ах-ах, вы, конечно, хорошие ребята, и мы, разумеется, не можем считать вас преступниками, но увы – вы должны отсюда немедленно исчезнуть. «Исчезнуть из Гетеборга?» «Нет-нет, что вы! Просто со стоянки» «Но как? Нам некуда пойти, мы приехали на НАШУ лодку!» «Увы, но у вас нет документов».
Тут же из темноты появился тот самый неравнодушный стукач. Он о чем-то говорил с полицейскими, показывал им, что вот, мол, смотрите, как она неуверенно стоит на подпорках, а эти недочеловеки залезли туда втроем. Лично я это понял так, что у них тут просто не принято жить в лодках, стоящих на берегу. Но поделать я ничего не мог и снова позвонил Максу. Макс сказал мне ничего не пытаться объяснить, а просто талдычить, что я купил эту лодку по договору, и что меня вообще ничего не волнует. Я так и поступил, но у меня снова потребовали некие дополнительные бумаги. Также меня спросили, когда и за сколько я купил данную яхту. Я сказал, что купил ее в апреле, а договор подписал только вчера, так как только вчера я впервые прибыл в Швецию. Это снова не убедило гадкого полицейского. Он потребовал договор с позапрошлым владельцем. Я снова позвонил Максу. Он снова поговорил с полицаем, который просто передал мне трубку.
Макс был явно напряжен. «Что ты им наговорил!?», – чуть не кричал Макс в трубку, – «Это же менты! Они тебя сейчас разводят! Они хотят, чтобы ты начал путаться в показаниях! Это же обычная схема! Ничего не объясняй! И вообще – дай опять ему трубку!»
На сей раз, Макс очень долго что-то кричал полицейскому в телефон. Я даже слышал его злой возбужденный голос. Полицейский становился все неувереннее и неувереннее. В ответ он что-то вяло лопотал. Затем он повесил трубку, отдал мне паспорта и договор. «Окэй! Ю лук, ви гоинг аут, гудбай!» Так они просто сказали, что уходят отсюда и больше к нам вопросов не имеют. Без лишних слов они запрыгнули в машину, хлопнули дверьми и уехали. Стоянка опустела.
Я снова позвонил Максу и отрапортовал об успешном разрешении проблемы на что он рассказал мне, что по-видимому, нам попался просто очень тупой полицейский, не знающий шведских же законов. Макс говорил, что под конец взял его чисто нахрапом, и что неплохо бы пожаловаться теперь в полицию на таких воинов, порочащих честь местных органов. Но, как оказалось, менты мне не представлялись, никаких корочек не показывали, и унеслись, поджав хвосты так быстро, что никто ничего даже не успел сообразить. «Ага! Русскую мафию они поймали, ну-ну! Уроды!»
Таким образом, все кончилось благополучно. К нам больше никто не докапывался. Никто к нам больше не подходил. Но зато мы поняли, что шведы ничего сами объяснять и выяснять не будут, а просто при любом непонимании сразу позвонят в полицию, которая и будет разбираться с "нарушителями".