— Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег.
А. П. Чехов «Толстый и тонкий»
«Решением жителей ионийских городов имя предать вечному забвению». Стук молотка судьи заставил молодого эфесца вздрогнуть. Все пропало! Он опустил отекшее лицо на изуродованные руки. Страшные пытки были для него лишь подготовительной процедурой, смертная казнь — лишь последним препятствием на пути в Вечность. Еще вчера он с улыбкой смотрел в глаза своим мучителям, ибо знал, что его подвиг бессмертен: уже скоро он прямо с эшафота шагнет в Бессмертие.
Юноша долго вынашивал свой План — в нем не было ничего случайного. С выбором Цели больших затруднений не возникло, ею должен стать Храм — финансовый и деловой центр всего Эфеса. Здание строили более 100 лет, и наконец этот исполин предстал перед пораженными эфесцами. 127 ионических колонн, дар 127 греческих царей, поддерживали стометровую крышу Храма. Эгоистичные афиняне давно записали его в свой список Чудес Света. Они назвали его именем своей богини, хотя все лидийцы и ионийцы знали, что на этом месте издревле стояло святилище богини плодородия, покровительницы брака и молодых девушек. Эрострат, как он сам хотел, чтобы его называли, давно добивался их внимания. Но что мог предложить карийским красавицам безвестный пастух? У Эрострата был ответ на этот вопрос.
Бессмертие. В урочный день Эрострат шагнет в Вечность, оставив на обочине истории всех тех, кто не воздавал ему должного. День был выбран неслучайно, его Эрострату подсказала сама Многогрудая Артемис. Ее статуя, сияющая внутри Храма, несла на себе эфесские письмена — магические заклинания, состоявшие из бессмысленной, как говорили, абракадабры. Ха-ха! Эрострат знал, как прочитать эти мантры. В случае правильного и точного произношения они могли сообщить посвященному тайное Знание, придать волшебную силу перед началом Действа. 21 июля должно стать великим Днем. Звезды в эту ночь, как поведала Артемис, сойдутся, чтобы приветствовать нового Царя и Повелителя мира, который перепишет Историю и будет навечно сохранен в памяти потомков. Эрострат не сомневался, что именно его примет мать-История в свое лоно, а Иония стряхнет с себя персидское бремя и снова станет могущественнейшим государством Малой Азии. Страх, охвативший его в тот момент, когда план был готов, уже сменился ожиданием Славы. Из всех женщин одна уж точно обратит на его внимание. Одна, но какая — милашка Клио!
Когда на небе зажглись первые звезды, он помолился карийским богам и направился к лавровой роще, что трепетала на самой окраине города. Храм стоял на возвышении, колонны его были обагрены светом факелов, вход охраняли статуи воинов на колесницах. Эрострат взбежал по ступенькам лестницы, чувствуя, как громыхает за его спиной Прошлое. Он обернулся, чтобы еще раз посмотреть на родной город. Эфес мирно спал под покровом своего Святилища. Юноша взял факел и поднял лицо к Храму: «Этот портал проведет меня прямо в царство Времени». Сейчас он во второй раз испытал Страх, но теперь это чувство только подлило оливкового масла в огонь его решимости. «Только благодаря мне твоя Красота станет Вечной», — он мотнул головой, стряхивая наваждение, и устремился внутрь. Перегородки между колоннами, как и перекрытия крыши были деревянными. Огонь благодарно взялся за дело. Через считанные минуты — мгновения в сравнении с Вечностью — пламя вырвалось наружу, так что отблески марева загуляли по самым отдаленным домам города. Когда в Храм вбежали люди, здание было объято огнем. Внутри было черно от дыма, но еще можно было различить фигуру в белых одеждах. Молодой эфесец стоял на коленях перед статуей Богини, губы его беззвучно шептали.
На Совете он, казалось, продолжал читать про себя заклинания. На все вопросы вандал лишь улыбался. Страх перед пытками и даже казнью казался теперь смешным после того Страха, что он пережил в Храме. Молодчик ответил лишь на один вопрос Ареопага: да, он сжег Святыню с единственной целью — прославить свое имя в веках. Услышав это, старейшины побелели лицом, были и те, кто вскочил со своих мест и грозил в сторону подсудимого. Гнев и досаду ионийцев можно понять. Их родной город был известен на весь античный мир благодаря Храму Артемиды. Его строили, сменяя друг друга, лучшие и самые дорогие архитекторы, меценатом строительства выступил сам Крез. Многие из присутствовавших внесли большие пожертвования, в огне погибли их личные вещи. И вот этот молодой повеса, пироман и варвар, уничтожает красу и гордость города. Как поступить? Помиловать? Надо заметить, не все ареопаги были объяты гневом. Были и другие, которые щербато улыбались в бороды, радуясь, что этот зеленый глупец так удачно укрыл концы в воду: пожар вместе с бумагами скрыл и следы растрат. Казнить! Храма не вернуть, честолюбца нужно казнить, но главное — не дать сбыться его Плану. Решение предать имя преступника забвению поддержано всем Советом. Стон юноши прокатился по мраморным стенам Суда.
На этом месте, друзья, позвольте напомнить вам Притчу о белой обезьяне. К Мудрецу как-то пришел знатный Вельможа. Прослышав о творимых чудесах, тот хотел, чтобы Мудрец сделал из него Красивейшего юношу. Мудрец покивал и попросил Вельможу явиться к нему со всей своей родней. Когда все были в сборе, Мудрец усадил пришедших перед большим костром, а богача попросил трижды обойти вокруг огня. «Я буду читать заклинания, — сказал Мудрец, — и когда ваш Отец третий раз покажется из-за огня, он снова станет молодым, как 30 лет назад». Все затрепетали, а Вельможа радостно запрыгал и захлопал в ладоши. «Но я не сказал вам об одном условии, — продолжил Мудрец. — Пока я буду читать заклинания, ни один из вас, включая самого Вельможу, не смеет подумать о Белой обезьяне. Если хотя бы один представит себе ее белый мех, длинный хвост или золотые клыки, волшебство не свершится». «Давайте же начинать» — потирая руки, крикнул богач. «С какой стати нам думать об обезьяне, о которой мы до сей поры и слыхом не слыхивали? Нам понятно условие», — ответили остальные. Когда Вельможа стал обходить пламя, Мудрец нараспев произнес первые слова заклинания. Почти сразу он заметил тревогу и смущение на лицах сидящих. Никто из присутствовавших не мог отогнать навязчивое видение. А через минуту и сам Вельможа вышел из-за костра с выражением страха на лице — он представил обезьяну во всех подробностях: и лицо, и язык, и ее красный зад, и даже места, недопустимые для созерцания Правоверного. Он отправился к себе, и в доме Вельможи еще долго спорили, кто же первым подумал о Белой обезьяне.
Возможно ли забыть что-либо по принуждению? Не лучше ли было ограничиться тихой казнью, может, тогда все и забылось бы? Тем более и храм скоро восстановят — спасибо августейшему спонсору Александру Македонскому ( ему привелось родиться на другом берегу Эгейского моря аккурат в день пожарища — 21 июля за 356 лет до рождества Христова). Не лучше! Древние лучше нас понимали силу имени. Историческое решение о предании забвению «одного безумца» принято.Прецедент был создан (в Риме он выльется в Damnatio memoriae, «Проклятие памяти» — особую форму посмертного наказания). Но История на этом только начинается.
Теперь представим себя на месте очевидцев событий, прогремевших 2500 лет назад. Молодой историк Феопомп (на момент событий ему каких-то 20 лет) не меньше Герострата мечтал оставить свой след в истории. Истории, которой он посвятил свою жизнь. Истории, на которую он истратил большую часть своего имущества. Карьера его складывается не гладко: со стороны старших коллег Феопомп слышит упреки, которые слышит каждый человек, когда-либо бравшийся за перо. Тут и склонность к порицанию, мешавшей, дескать, видеть истину, и стремление смешивать исторические факты с мифами, и отступление от главного предмета повествования. Феопомпу нужна была бомба. Новость, которая откроет рты современникам и глаза потомкам. И такая новость представилась: преступление века! Даже не века — на века. Но вот беда — постановление Совета. И вновь у нашего Героя все та же дилемма: преступить Закон и шагнуть в Вечность или же кануть в Небытие законопослушным гражданином? Профессиональный долг или долг Гражданский? Согласитесь, какой историк смог бы замолчать это экстраординарное событие для всего Старого Света? День 11 сентября, когда был сожжен главный деловой и финансовый центр Света Нового, был дружно вписан в Историю. Все мировые агентства круглосуточно освещали только это событие, всматриваясь в лица загадочных восточных смертников. Журналисты — носители второй древнейшей профессии, и за два с половиной тысячелетия их тяга к «поджаренным» фактам не изменилась. К тому же в данном случае журналистская страсть была густо замешана на личной симпатии. Феопомп сочувствовал своему земляку и ровеснику. Более того, он был солидарен с Геростратом: кто как не Феопомп, безвестный писака, мог оценить тщеславный подвиг пастуха. Поэтому, когда в одно утро Феопомп обнаружил у себя на пороге записку, решение уже созрело. Мольба осужденного лишь убедила историка в правильности Выбора. Конечно, Герострат слышал о Феопомпе: прежде чем перебраться в Афины тот жил в Эфесе. В своем письме Герострат говорил о последнем шансе осуществить свою Мечту и остаться в веках. Что мог предложить бедный пастух за исполнение своего желания? Только Вечность. Он предложил Феопомпу сделать этот шаг вместе. И тот факт, что вы сейчас слышите эту историю, друзья, свидетельствует: шаг этот был совершен. В одном из своих трудов, не то в Хелленике, не то в Филиппике, Феопомп упоминает, что безумцем, предавшим Храм Артемиды огню, был Герострат.
Читатель, не спеши класть свой остракон в гору Феопомпа. «Геро» по-гречески означает «герой», «Стратос» — социальный слой, страта. Быть может, термином «герострат» историк всего лишь обозначил поступок бедного пастуха, страстью которого было, презрев свою касту, войти в Историю Героем. Мудрецы говорят: единственный способ не думать о Белой обезьяне — думать о Красном крокодиле. В следующий раз, когда будете отвечать на вопрос: «Кого ты должен забыть?», вместе с именем «безумного Герострата» вспомните и честолюбивого Феопомпа, а после подумайте о том из нас, кто не мечтал стать Героем.