Сидя на электрическом стуле мне не давала покоя лишь одна мысль. Какого качества была вода, которой была промочена тряпка или мочалка, находившаяся у меня на голове? Точней не могу сказать, что это было, так как видел её лишь краем глаза, когда охранник тюремного корпуса, неряшливо выжав, разложил мне это на голове. Была ли это вода очищенная множеством фильтров или попросту вода с ржавого крана, находившегося здесь неподалёку. Не хочу показаться занудой, но по тюрьме ходили слухи, что ровно год назад здесь произошла вспышка инфекционного заболевания, которое за пару месяцев высвободила из принудительного заключения намного больше людей, чем законодательная система по амнистии. Не поймите меня превратно, но эта вода, стекая тоненькими ручейками по моему лицу, просто вынудила меня облизать губы, тем самым спровоцировав в моей голове навязчивую мысль о прошедшей эпидемии. Жить оставалось буквально пять минут, а я думал лишь о качестве продукта попавшего в мой желудок!
Это кажется глупым, но я до последнего момента своей продуктивной жизни ждал отмены приговора. Мне просто не могло так повезти. Я в это не верил до конца. Правдоподобнее для меня и справедливей для остальных был бы альтернативный вариант моей смерти, скажем заражение неизвестным вирусом и длительная смерть в истошных криках и луже собственной мочи. Хотя ещё ужасней для меня так это подхватить хорошо известный, неизлечимый вирус. В таком случае я бы знал все последствия и этапы развития болезни со всеми картинками и описанием дальнейших симптомов. Ничего не может быть хуже медленной смерти от хорошо известной болезни. Во время посещения друзей и близких родственников ведь и ты и они прекрасно всё понимают, но, несмотря на это скрыться от неизбежной лжи не выйдет. Друзья и близкие притворяются, что все нормально рассказывая тебе очередную смешную или семейную историю, а ты притворяешься, что тебе действительно интересно слушать их бред, который и для здоровых-то людей категорически противопоказан. Причём они постоянно спрашивают, как ты себя чувствуешь, что у тебя болит и где? Хотя более толерантные из них и воздерживаются от вопросов типа как ты себя чувствуешь и где болит, ведут они себя также неестественно и глупо. Тебя это оскорбляет, но ты ведь тоже «хороший парень» поэтому вместо того чтобы послать их, ты улыбаешься добродетельной улыбкой и продолжаешь разговор. И если кто-то думает, что таким образом они стремятся проявить свою любовь и заботу, то вы заблуждаетесь. И вот таких людей я бы сажал вместо себя на электрический стул. Или нет. Лучше уж хорошо всем известный неизлечимый вирус!
Ещё о чём я думаю так это: для каждой казни у них новая тряпка или я не первый, на чьей голове она будет сохнуть под металлическим колпаком!
Перед собой я вижу своего друга. Мы вместе работали в клинике. Он единственный кто присутствует здесь в своё свободное, а не рабочее, время. Его имя Сэм. Он выглядит не таким уж и расстроенным. Вчера у него родился ребёнок, что значительно улучшило его сегодняшнее мировосприятие, а тут ещё и меня казнят – как подарок жизни. Если серьёзно и на чистоту, то даже если произойдёт нечто сверхъестественное и незабываемое, скажем, какой-то из континентов уйдёт под воду и все люди там погибнут, для Сэма эта неделя всё равно будет удачной.
Наконец входит судебный пристав. Он одет как, наверное, и все судебные приставы. Взяв приговор со стола, монотонно начинает зачитывать, как будто читает своему сыну сказку на ночь, в надежде, что малыш поскорей уснёт и у них с женой будет горячий секс, которого они ждали всю неделю. Пристав понимает, главное не переиграть. В смысле насчёт чтения, иначе малыш увлечётся сказкой и не уснёт. У ребёнка в отличие от меня есть выбор.
В зале также находится прокурор и ещё пара человек, которых я не знаю. Честно говоря, меня они мало заботят. Моим вниманием полностью завладел Сэм. У него сейчас выражение лица как у собаки, суетящейся под ногами в ожидании куска жареного мяса, который вы держите в руке. Его глаза быстро перебегают от меня к приставу и снова ко мне.
- Ваше последнее слово. Вам есть что сказать? - спрашивает пристав, обращаясь ко мне.
При жизни все мечтали, чтобы я заткнулся и никому ничего не говорил, а тут прямо жест доброй воли. Хотя нужно отдать должное этим людям это был бы мой последний монолог. И они согласны были дать мне это право.
- Нет, давайте закончим побыстрей. У меня ещё сегодня длинный путь, а уже начинает темнеть, - ответил я.
Я ничего не стал говорить в конце жизни. Это было бы лицемерием с моей стороны, да и то, что я скажу, уже ничего не изменит. Они не поймут. Это точно! Ещё не приведи Господь, признают невменяемым и пошлют на принудительное лечение. Я этого не вынесу, тем более меня от свободы отделяет лишь какой-то рубильник, который и ребёнок в состоянии включить.
- Это ваше право, приступим, - констатирует пристав и подаёт знак тюремному надзирателю.
Право? Да пошли вы все со своими правами, законами, ограничениями! Мне от вас тошнит. Это действительно так. Меня стошнило прямо на себя. Хорошо, что хоть не захлебнулся. Это было бы злой иронией: захлебнутся собственной рвотой на электрическом стуле. Вот до чего доводит грязная вода из под крана и безразличные люди вокруг!
