Ничто так не портит тебе жизнь в детском саду, как хорошая память.
Все детство я, как проклятый, учил и рассказывал стихи, участвовал в куче чужих утренников, играл в сценках, плясал и даже учился вальсировать в тихий час. С девчонкой! Бездну моего падения не измерить, не осознать.
Часто, когда мои друзья собирали космический корабль из офигенного набора, меня вели, как на расстрел, в музыкальный зал. На занятия. Вот и в этот раз — стоило мне начать собирать "аполлон" для стыковки с "союзом", как... бум, бумм, бум.
Я услышал шаги командора.
Мое сердце замерло.
- Мне нужен Овчинников и корнет Оболенский, - сказала музыкальный руководитель (я не помню фамилий, поэтому наугад). Мы с Лешкой обменялись обреченными взглядами. Третий наш друг, очкарик и умник Серый, который впоследствии придумает игру о подводных чудовищах, ухмыльнулся. Он оставался в игре. Он прикрепил космонавта к тралу. - А Паганель будет играть Кукушку, - добавила муз.руководитель.
Лицо Серого вытянулось.
Мы с Лешкой злорадно рассмеялись.
Справедливость — это не когда всем одинаково хорошо, а когда всем одинаково плохо.
* * *
Кстати, сценка, в которой мы должны были играть, тоже оказалась о справедливости.
История проста. Дано: скворечник. В нем живет Синичка (Лешка). Но прилетает злобный Кукушка (Серый) и выгоняет Синичку на улицу. А сам заселяется в скворечник. В общем, откровенный рейдерский захват с нанесением побоев и моральным унижением. Синичка горько плачет. Мимо летит Правильный Воробей (это я). Чего ты плачешь, Синичка? Вот такая фигня, брат Воробей, говорит Синичка. Помоги, ты ж старый опер. И Воробей берет нунчаки и идет разбираться с Кукушкой (ладно, про нунчаки я наврал).
- Выходи вон! - говорит Воробей и грозно машет крыльями на Кукушку. А потом еще как-то мощно морально воздействует на хулигана.
Кукушка в итоге пугается и улетает, посрамленный. Синичка возвращается в скворечник. Справедливость торжествует.
- Спасибо, храбрый друг Воробей, - говорит Синичка-Лешка. И его длинные, как у девчонки, светлые ресницы благодарно опускаются. А Воробей-без-имени улетает в сторону заходящего солнца. Конец.
В общем, трогательный момент. Муз.руководитель сама чуть не расплакалась от своего драматургического мастерства. Возможно, ей казалось, что это практически опера "Евгений Онегин", только Онегин и Ленский в последний момент бросают пистолеты в снег, обнимаются, поют баритоном и тенором, а потом идут ногами пинать Дантеса (ладно, тут я тоже наврал).
Мы пришли в музыкальный зал и начали репетировать.
Лешка все время забывал текст. Он вообще, узнав о своей роли, как-то поскучнел лицом, а потом даже сделал попытку взбунтоваться. Мол, лучше я буду играть Воробья или Кукушку, чем этого... Синичку.
Муз.руководитель внятно объяснила Лешке, что у каждого актера свое амплуа. И не дело пытаться влезть в чужие валенки (эту историю я тоже как-нибудь расскажу). Вот, посмотри на него (это про меня) — какая синичка с таким честным упрямым лицом Мальчиша-Кибальчиша? Такая синичка скорее удавится, чем сдаст родной скворечник буржуинам. Что это за история, в которой синичка три месяца скрывалась в развалинах скворечника, питалась комбикормом, а по ночам убивала кукушек SS? Точно не наша. А посмотри на этого (это про Серого) — он же вылитый профессор Мориарти! А надень очки — Паганель, что лучше, но тоже мимо образа синички. Его выгони из скворечника, он даже не заметит и пойдет классифицировать морских млекопитающих. Кому это надо?
Синичка должен быть трогательным, ранимым и лиричным. Чтобы зрители ему сочувствовали.
Лешка увял.
Он, конечно, не знал, что через пару месяцев я ударю его по голове рукояткой игрушечного нагана до крови, но все равно чувствовал в словах муз.руководителя какой-то подвох.
Мы репетировали дальше. Лешка бубнил и угрюмо хлопал ресницами, иногда забывая текст, я махал крылышками, голос мой звенел как набат, а Кукушка злодействовал. Серому понравилось быть плохим. У него обнаружился пугающе гипнотический взгляд (просто без очков он плохо видел), а язвительность уже имелась природная. В процессе выяснилось, что играть этот спектакль мы будем три раза. Три! Один раз у малышей, второй — в старшей подготовительной группе, а третий, финальный, на утреннике в своей группе. Понятное дело, нас это не обрадовало.
Но деваться было некуда.
Спустя несколько репетиций, подгонки костюмов (нам просто надели бумажные обручи с нарисованными птицами), наступило время премьеры.
* * *
Младшая группа. Гул голосов, звуки пианино. Мы вошли. Малыши сидели по скамейкам, как нахохлившиеся замерзшие воробышки. И смотрели на нас испуганными круглыми глазами. Мой Правильный Воробей выглядел рядом с ними Кинг-Конгом. Деревянный домик, изображающий скворечник, уже стоял в центре зала.
Спектакль начался.
От страха Лешка порозовел и вспомнил слова (со мной в бытность на актерском всегда было наоборот).
- Я синичка, маленькая птичка... - и т.д.
Прилетел Кукушка и лестью, хитростью, наглостью, а потом и силой отнял у Синички скворечник.
- Это мой дом! - возопил Синичка жалобно. Он стоял маленький, белобрысый. Его было смертельно жалко.
Кукушка в ответ зловеще расхохотался. Удачно вышло, у меня даже мороз пополз по коже. Пара малышей заплакала.
- Не плачь, Синичка! Я помогу твоему горю! - сказал я храбро и полетел в бой.
Зрители оживились. Повскакивали со скамеек.
- Выйди вон! - закричал я Кукушке.
- Дай ему! Стукни его! - кричали малыши.
В этом муз.руководитель оказалась права — Лешка вызывал сочувствие. Даже когда он все-таки забыл текст, и муз.руководителю пришлось ему подсказывать, Леша только стал ближе к народу. Мелкие прониклись к синичке и всячески за него болели. Ситуацию они переложили на себя, поэтому вмешательство Правильного Воробья вызвало бурю восторгов. Я сердито наседал на Кукушку и яростно махал крыльями. Мелкие вопили и радовались. Кукушка позорно бежал. Аплодисменты. Я был герой.
После утренника я честно сфотографировался с кучей мелких. Я терпеливо стоял, пока родители щелкали "зенитами" и "сменами-м", а малыши преданно заглядывали мне в глаза. Я был такой коллективный старший брат. С таким ничего не страшно, думали мелкие. Думаю, в тот момент я почувствовал легкий "комплекс самозванца".
Родители мелких подходили и говорили, что мы хорошо играли (особенно Лешка), но нас это не трогало. Мы были словно группа трагиков МХАТ, отрабатывающая повинность на корпоративах. Космические инженеры на картошке. А нас хвалили за умение надувать шарики и сбор с куста... тьфу.
С Лешкой тоже фотографировались, а Кукушку мелкие боялись. Встретив его расфокусированный взгляд, малыши ежились и прятались друг за друга. Так что вокруг Серого было пустое пространство.
Потом нам вручили подарки — такие же, как у малышей. Мы с парнями оглядели цветные пирамидки и пожали плечами. Ээ... это зачем? Ну, хоть конфет дали, правда, почти все с белой начинкой (такие я не ел, только с черной).
Затем была старшая группа. Подготовишки смотрели на нас, как на мелких клоунов, но тоже повеселились, глядя спектакль (особенно, когда Лешка традиционно забыл слова, а я атаковал Кукушку). И даже сфотографировались с нами после — в основном девчонки. В этот раз нашей труппе тоже вручили подарки — такие же, как для старших. Маленькие счеты и конфеты.
И наконец, настал день финального спектакля. Это был утренник нашей группы.
Мы вышли вальяжно и раскованно, словно опытные комедианты, и отыграли влет, как по маслу. Лешка даже ни разу не забыл текст.
Все закончилось.
Я стоял, опустошенный, когда к нам подошла муз.руководитель. Я поднял взгляд.
- Это провал, - сказала муз.руководитель надломленным голосом. - Боже мой!
Я посмотрел на нее с недоумением. Что?
- Как замечательно вы выступали у малышей и у старших... а тут! Тут!
Я все еще не понимал. Каторга закончилась, мы могли вернуться в группу и играть в космический конструктор. Разве это не здорово? По-моему, прекрасно. А еще нам дали машинку и конфеты (и даже пару с черной начинкой).
- Вы так здорово играли первые спектакли. А тут — Кукушка забыл расхохотаться и залезть в домик, Воробей не хлопал крылышками, а Синичка... - муз.руководитель на мгновение задохнулась. - Синичка, когда его выгнали из скворечника... стоял, руки в карманы, и улыбался!
Муз.руководитель закрыла лицо руками.
Это сейчас я могу понять ее режиссерскую боль, а тогда цинично пожал плечами. Подумаешь.
Мы с парнями переглянулись и пошли в группу. Нас ждали космос, "союз-аполлон" и макароны с подливкой.
В общем, так я заболел театром (ладно, я опять наврал. это случилось намного позже).
А справедливость все равно торжествует. Это я к тому, что вальсировать с девчонками оказалось не так уж плохо...
Но до девчонок, стихов и театра еще нужно было дорасти.
В качестве иллюстрации: Альфред Эйзенштадт, "Юные парижане смотрят кукольное представление", 1963 год
