Солнце медленно катится вниз, давно и верно темнеет. Мы уже стоим на постах, каждый на своём месте. Как ни странно, но в палатке почти никого не осталось. Лейтенант не препятствует, он нам доверяет. Среди нас сейчас нет никого, кто не отслужил бы меньше чем по году и не прошёл бы через выезды в одну из горных республик. Сами разберёмся, как, кому и когда отдыхать этой ночью. Да он и сам не спит, торчит на одном из угловых постов с Немцем и Большим.
Спокойно сидим на когда-то вытащенных сиденьях от какого-то внедорожника. Они постоянно переезжают с нами взад-вперёд, поражая надёжностью и тем, что не рвутся. Курим, чуть выпиваем разбавленного спирта, за которым отправились с утра двое наших. Прихватили неучтённых гранат, и пошли меняться к армейцам. Они стоят далеко, километров за пять-шесть. Но между ними и нами наш же второй батальон, а парни там свои, если что помогут и выручат. Пришли они уже под вечер, уставшие, чуть поддатые, но выполнившие задание, доверенное товарищами. Спирта немного, но это и к лучшему. Расслабляться нельзя.
В гости приходит Конь, решивший на время оставить свой АГС на попечение Зота и Кузи. Коняга хороший парень, с ним мы знакомы с самого первого выезда, часто торчали под «грибками» у палаток на ферме, во время дежурств. Сейчас он сидит на одном из сидений, с которого согнал Снегиря. Тот обиженно топчется в траншее, пыхтя и смешно шевеля своими торчащими и красными щеками. Вот как бывает, когда совпадает и внешность, и фамилия, и «погоняла».
Конь довольно жрёт «Юбилейное» печенье, макая его в банку сгущёнки, на которую он развёл Корнея. Тот пыхтит и старается тоже зачерпнуть хотя бы что-то ложкой. Коля, который внимательно смотрит в сторону ущелья, и при этом как обычно замечает всё вокруг, наконец-то не выдерживает:
- Паша, хорош вздыхать и жадничать. Предложил человеку поесть, так и нехрен теперь жалеть. Я тебе свою отдам, только прекрати стонать.
- Да я не жадничаю. – Корней недовольно бурчит, но Колька не даёт ему развивать обычную демагогию.
- Сказал, что жадничаешь, значит жадничаешь. Ты чего, боец, решил с командиром поспорить? Отдам, только не ной, Конь не наглей, Конь не наглей. Со мной вон Художник поделится, да, Дим?
- А то. – Я люблю сладкое, но не настолько, чтобы зажать ему какую-то там сгущёнку. Тем более, что сигареты мне намного важнее, а Колька недавно обеспечил ими меня где-то на месяц. Да и Немец мне торчит за то, что сегодня половину дня я потратил на завершение его новой татухи. Подарунок, тык скыть. До этого я обновил ему кулак с автоматом и звездой на правом плече. А сегодня закончил трёхцветного волчару на левом, украшенного выпендрёжной «Special tеам», о котором он так мечтал.
- А хотите, я вам расскажу, какой понтовый фильм смотрел ещё в Краснодаре? – Неожиданно заявляет наевшийся и явно добрый Конь.
- Ну, давай. – Все темы про следующий год и то, что нас ждёт, давно исчерпаны. А стоять ещё всю ночь, так что его предложение очень даже ничего.
- Классный фильм. – Конь, чуть шепелявит, а его вытянутое и худое лицо во время таких рассказов до того потешное, что легко воспринимаешь даже откровенное враньё. – Называется «Блэйд». Там, короче, про негра, который мочил вампиров. У него, сука, такой был меч охрененный.
- Им и мочил? – Коля зевает. Наш командир как чудный зверь, про которого я читал у Даррелла, то ли садовая соня, то ли ещё какая медуница.
- Да чем только не мочил. А он сам, Блэйд, был наполовину вампиром. Сам человек, а сила вампирская. Ну и…
- Вот ты, Конь, врать. – Колька улыбается. – Кто такой бред снимет?
- Да я тебе говорю, так и было. – Конь начинает закипать. Он парень гордый, и шуток иногда не понимает.
- Верим, Серёг, верим. А мы в батарее «Добермана» смотрели, тоже крутой фильм. Видел? – Смотрю на него, а самому немного смешно. Он так быстро может начинать злиться, но отходит ещё быстрее. Длинная и костлявая хрень из-под Воронежа, которая мне за полтора года стала почти братом. А может и не почти, так же, как и каждый из тех, кто служит в нашем Диком бронекопытном оперативном шестьдесят шестом из Краснодара.
- Там такаааяяя тёлка…
- Дааа…
Не помню, как звали актрису, которая играла в этом фильме. Помню, что мне было очень неприятно его смотреть, потому что она так сильно напомнила мне… какая разница. Не стоит на это отвлекаться, хоть мы и чувствуем себя здесь почти как дома, но всё-таки мы в гостях. А хозяева такие, что скандалы с ними очень опасные. И как назло снова тучи, и снег растаял, а ночников у нас почти нет, и ни хрена не видно.
Почти двенадцать, Новый год уже рядом, наш новый год, которого мы все так ждали, начиная с мая девяносто восьмого. ДМБ две тысячи, золотая мечта. Все молчат, молчат уже очень долго, думая про своё и смотря вперёд, лишь изредка приседая на дно траншеи, чтобы перекурить. Такой сегодня был хороший день.
Молчит Колька, которого где-то в Северо-Уральске ждёт, как и меня, мама и сестра.
Сопит Корней, чьи родные сейчас наверняка на «профессорской» даче под Ебургом.
Стоит Снегирь, а в его Оренбурге Новый год уже отметили мать с отцом и братом.
Давно ушёл Конь, а во дворе деревенского дома под Воронежем настоящая ёлка в огнях.
Бродит по траншеям хмурый Сокол, получивший письмо от девушки из Чебоксар.
И ещё Москва, Питер, Ростов, Краснодар, Курск, где за нас сейчас пьют и где нас ждут.
Полночь. Наш салют, из всех стволов, перед собой, в темноту, кольцо огня по периметру нашего третьего взвода. С Новым годом, парни, это будет хороший год для тех, кто всё-таки вернётся домой.
«Во имя вечной славы пехоты…» (с).
Девяностые, война и Шомпол
Девяностые, война и женщина на войне
Девяностые, война и горячая любовь
Девяностые, война и выпендреж
Девяностые, война и тульский Пряник