Нам командир роты сразу сказал, что в окопах нет никаких граждан, а все товарищи. Я ни разу не слышали, чтобы кто-то офицера назвал гражданин начальник или гражданин лейтенант, только товарищ.
Все офицеры были обстреляны. Боялись ли они получить пулю в спину? Не знаю. Пулю от своих с таким же успехом можно было получить и в обычной строевой части, да и гибли в простой пехоте точно так же, как и у нас.
В атаку меня научили идти с саперной лопатой за поясом, чтобы она грудь прикрывала. Хоть какая-никакая, а защита. А потом, лопата могла пригодиться в рукопашной схватке, да и окопаться можно было, если приходилось залечь под обстрелом.
Как-то после тяжелых боев, когда штрафная рота понесла большие потери, и выбыло много взводных офицеров, нам прислали новое пополнение, которое состояло из простых солдат, по каким-то причинам попавшими в штрафники. Были среди них и уголовники. Прислали к нам и новых взводных. В основном это были офицеры, уже понюхавшие пороху. Но один из офицеров прибыл к нам из тыла. Весь такой из себя. Погоны золотые блестят, с солдатами сквозь зубы разговаривает.
Он, видимо, в бойцах переменного состава не людей видел, а преступников. Построил свой взвод и давай их воспитывать, говорить, что они могут делать, чего не могут. Видимо, нравилось ему чувствовать свое превосходство над другими.
Все взводные уже распустили своих бойцов и отдыхали, а он ходит перед строем и «лечит» своих подчиненных. Уже темнеть начало и кто-то из штрафников ему говорит: «Ты бы кончал трепаться, а лучше бы накормил нас».
Как этот лейтенантик взвился:
-Выйти из строя, кто это сказал! Пристрелю!
Но, штрафники- народ сплоченный, они только поплотнее встали и прикрыли того, кто высказал претензии офицеру. А лейтенант за пистолет схватился, орет, а потом взял и выстрелил на голос. Зачем он это сделал? Наверное, еще не понял, что на фронт приехал и с этими солдатами ему завтра в бой идти.
Хорошо, не убил никого, но троих все-таки ранил. Один боец получил ранение в руку, другой в бок, а третий в палец. Их сразу же всех в санбат отправили, перевязали и оформили как искупивших свою вину кровью. Так, с помощью этого лейтенанта, трое бойцов были реабилитированы.
Я не знаю, что делал наш командир роты, как он замял это ЧП, но разборок не было, хотя СМЕРШевцы работали активно и везде у них были свои осведомители. Возможно, он все это списал на несчастный случай.
И с лейтенантом этим он тоже поговорил, вот только все это не изменило характер этого человека. Он так же с презрением смотрел на бойцов переменного состава, не упускал возможности напомнить им, что они преступники и их жизнь находится в его власти, придирался по поводу и без повода.
Вот только, зря он пытался запугать своих подчиненных. Большинство бойцов были отчаянными ребятами, пулям не кланялись. Были среди нас и уголовники, которые решили искупить свою вину перед Родиной кровью. И все только и ждали первого боя. Этому лейтенанту ничего не забыли и не простили.
А потом нам приказали взять высоту. Был жестокий бой, приказ мы выполнили и сбили немцев с позиции. Я тоже в этом бою получил легкое ранение и был полностью реабилитирован.
Когда заняли немецкие траншеи и стали подсчитывать свои потери, то обнаружили, что нет этого лейтенант, хотя все видели, что он бежал в атаку сзади атакующей цепи.
Стали рассматривать подступы к немецким позициям. Лейтенант лежал, не добежав до окопов метров двадцать. А в спине, под левой лопаткой, было пулевое отверстие.
Тогда никто особенно не стал разбираться, почему так произошло. В бою всякое бывает. Лейтенанта похоронили в братской могиле, посмертно представили к ордену и отправили домой похоронку, в которой написали, что он пал смертью храбрых.
Такое могло случиться не только среди штрафников, но и в простом подразделении, во время наступления. Потери в эти дни всегда были большими и никто не станет рассматривать каждого погибшего, для того, чтобы определить причину гибели.