Мне очень жаль, что День Победы и «Бессмертный полк» разделяют сегодня так много людей. Обсуждала это с подругой из страны, столица которой утопает в цветущих каштанах. Она говорит, что изначальная идея была прекрасной, а потом ее превратили в фетиш, противопоставили «нашу Победу» всему остальному западному миру.
Идешь в «Бессмертном полке» – значит, пропутинец и душитель свободы. По крайней мере, так говорили ребята, которые сегодня стояли вдоль маршрута «Бессмертного полка» в Карловых Варах с украинскими флагами («Крым никогда не будет вашим!») и лозунгами на русском: «Свободу русскому искусству!», «Свободу русскому анархизму!», «Зачем вы здесь?».
Мой муж спросил у ребят, которые оказались чехами, что они знают о Второй мировой. Они знали. Знали, что началась она с того, что в 1939 году Гитлер напал на Польшу с одной стороны, а Сталин с другой. Знали, что миллионы русских погибли. Когда говорят «миллионы русских», я обычно возмущаюсь и поправляю: «советских, не исключайте из числа победителей белорусов, украинцев, казахов, узбеков и представителей всех остальных национальностей, населявших Советский Союз». У них в руках были плакаты: KATYN 1939, PRAHA 1968. «Что вы знаете о Катыни?», - кричали они людям с портретами своих отцов и дедов в орденах, певшим «Катюшу» и про то, что «вьется в тесной печурке огонь». Я знаю о Катыни. И о Праге знаю. Я понимаю, почему единственный город в Чехии, где с большим размахом отмечают День Победы, это Плзень: его освободили американцы. Ветеранов, пока они еще есть, приглашают каждый год, а в центре города стоит стела: «Спасибо, США». В Карловых Варах, кстати, памятный камень в честь американцев-освободителей тоже есть. Они освободили половину города, вторую половину – наши. Я понимаю, почему нашим не говорят «Спасибо»: потому что они не ушли, но навязали строй, который чехи не слишком хотели. Ну, и 1968… Поэтому памятного знака в честь советских солдат возле «американского» камня нет, но напротив есть памятник жертвам всех войн – скорбный, печальный и почему-то запрятанный в кустах. К нему я возложила свою гвоздику, которую кто-то подарил мне во время шествия.
Да, я прошла сегодня в колонне «Бессмертного полка» в Карловых Варах.
С портретом своего дедушки Федора Виненкова, погибшего 22 апреля 1945 года в Восточной Пруссии, который так и не увидел свою родившуюся за три недели до этого дочь, мою маму. У него две медали «За отвагу» и орден Красной звезды. Мой муж нес портрет своего отца Леонида Пеньевского, который 19-летним брал Рейхстаг. «Он брал Рейхстаг?», - уточнил несколько лет назад немецкий историк Петер Ян, у которого мы брали интервью. И в ответ на наше «Да»: «Он наш герой». Два года назад директор Института национальной памяти в Варшаве Лукаш Каминьский, узнав, что у этого 19-летнего Леонида Пеньевского была еще и медаль «За освобождение Варшавы», сказал резко: «Не было освобождения Варшавы, были руины. Рядовые солдаты не ответственны, хотя, конечно, некоторые солдаты совершали много преступлений: насиловали, мародерствовали, тысячи из них это делали».
Мы еще долго будем спорить, кто в чем виноват, и кто кого освобождал. Но я точно знаю, что два моих погибших деда, отец и дед моего мужа, вернувшиеся с войны, не виноваты ни в том, что произошло в Катыни в 1939-м, ни в том, что советские танки грохотали по пражской брусчатке в 1968-м. Сегодня, в колонне «Бессмертного полка», я не пела песни, не кричала «Ура!», не скандировала «Победа! Победа!» – я плакала. О тех, кто не вернулся, о моих родителях, выросших без отцов, о моих бабушках, полжизни проживших без мужского плеча. Я плакала о нас, использующих историю как оружие и не желающих слышать друг друга. Я понимаю, почему это так, но это понимание не помогает – я продолжаю плакать. А вечером я посмотрю мой самый любимый фильм о войне – «В бой идут одни старики», и снова буду плакать. Потому что на самом деле это не только праздник – это боль, которая не проходит. Но я очень хочу дожить до дня, когда День Победы будет объединять нас всех.