Автор текста - Ольга Курдюкова.
Российский перевод названия фильма Mary Shelley как нельзя лучше отражает суть фильма Хайфы Аль-Мансур, первого режиссера-женщины в Саудовской Аравии . До этого она уже сняла один фильм о сильной духом девочке, «Ваджда», так что, учитывая ее собственную биографию и ранние документалки о смелых мусульманских дамах, можно сказать, что в теме она разбирается достаточно хорошо.
Несмотря на скромный прокат, «Красавица для чудовища» - это добротная историческая мелодрама для самых широких масс. Она легко воспринимается, и это вовсе не критика, а скорее комплимент фильму, ведь снять хорошую любовную историю уж точно не проще, чем очередное «элитарное» кино, смыслы которого режиссёру (и зрителю) нередко приходится высасывать из пальца. За яркую биографию Мэри Шелли брались уже десятки кинематографистов, так что в этом смысле фильм не является революционным. Что действительно свежо – он начисто развеивает миф о красивом романе писательницы с поэтом Перси Биши Шелли. Кому было бы интересно смотреть на безоблачные отношения двух литературных гениев? «Красавица для чудовища» - так определили роль Мэри отечественные прокатчики. С ними сложно не согласиться.
Несмотря на прогрессивные взгляды и полученные от рано ушедшей из жизни матери силу и свободу духа, Мэри Годвин – обычная женщина, которая влюбляется в блистательного поэта и чувствует себя готовой на всё, чтобы быть с ним. Но: «Ты не тот человек, каким я тебя представляла», - говорит она ему в одной из многочисленных их перепалок. А в другой раз еще припечатывает: «Моя ответственность состояла лишь в том, что я поверила тебе». Поверила чему? Да, он любит Мэри, но свободу он любит еще больше. И он абсолютно последователен в этой своей любви, предлагая Мэри тоже завести любовника. Меняет всё приход лорда Байрона – этот пройдоха становится своеобразным поворотным моментом для всего фильма, заодно привнося с собой частичку фирменного британского юмора.
Отдельным пунктом в фильме проходит тема авторства. В то время как Перси считает это чем-то второстепенным, для него достаточно того, что его произведения хоть как-то доходят до читателя, Мэри не раз озвучивает вопрос: зачем вообще писать, если твое имя не будет указано на обложке? Каково же ее отчаяние, когда с «Франкенштейном» именно это и происходит: его соглашаются опубликовать только анонимно («То есть вы считаете меня достаточно взрослой, чтобы рожать детей, но при этом я не могу ничего знать о боли и одиночестве?!»). В финале справедливость, конечно же, восторжествует. А как иначе? «Красавица для чудовища» хорош и по содержанию, и по форме. Сто минут из ста двадцати пролетают совсем незаметно, а оставшиеся двадцать уходят на порожденные фильмом размышления. Как сказал отец Мэри о «Франкенштейне»: «Хорошо, что мы начинаем думать о смысле этой истории не после ее прочтения, а гораздо раньше».
