"жена, облечённая в солнце " часть 2
В пять часов вечера, вернувшись с рыбалки, я обнаружил на лестнице у двери квартиры Машку, девчонку восемнадцати лет, которую предки сослали в монастырь на Соловках. Чтобы, так сказать, в условиях близких к тюремным она взялась за ум.
Взятие за ум, большей частью по инициативе ее родной бабки, состояло в том, что без соблазнов столичных вертепов во время мытИя монастырских полов и посуды Машка должна, в том числе с помощью строго поста и молитвы, осознать пользу высшего образования и необходимость, как следствие, его получения. Это, во-первых. Во-вторых, должна бросить курить как паровоз. В-третьих - не употреблять матерные слова. Особенно не к месту. В-четвертых... Дальше список предъяв к Машке в ее же изложении содержал, на мой взгляд, какое-то запредельное количество пунктов, из которых следовало, что девчонке не хватает самой малости, чтобы занять место спецпредставителя Сатаны на Соловках.
Надо-таки признать, Машка со смирением, достойным первых христианских мучеников, выполняла все, что ей поручали делать в монастыре. Причем поручали, естественно, в форме "не знаешь - научим, не хочешь - заставим". Кроме того, хоть сама бабка в этом сезоне не осчастливила Соловки своим личным присутствием, за работой и отдыхом Машки после отбоя в монастырской казарме строго следили десятки глаз богомолок из бабкиного прихода в Москве, практически всем своим дееспособным активом кто трудником, кто простым паломником, десантировавшимся на причал у стен Соловецкого кремля в конце июля. Вишенкой на сем православном исходе из столицы был настоятель бабкиного прихода, нашедший приют в блатных апартаментах через дом от моего Соловецкого койко-места и, как бонус, получавший в свое ухо на исповеди текущие мелкие прегрешения Машки.
И вот, увидев Машку - православный хиджаб, грубого сукна юбка в пол, бесформенная кофта, абсолютный ноль макияжа - у себя на лестничной площадке второго этажа с белой кошкой на коленях, но без обычного эскорта богомолок, я слегка удивился - с утра для Машки был очень постный день. Прошло лишь двое суток, как я с ней познакомился. Причем в тот раз у Машки был день в монастыре, когда ей в качестве пряника дали первую увольнительную. Типа, гуляй голуба, где хошь, один чёрт с подводной лодки в море ты никуда не денешься.
Второй пряник ожидал Машку по плану не ранее середины следующей недели.
Вот так.
- Давно сидим? - спросил я у Машки вместо приветствия.
- Минут сорок, - ответила девушка, осторожно переместив кошку с колен на пол и встав перед мной. Будучи ступенькой выше на лестнице, она все равно смотрела на меня снизу вверх.
- Тебе уже разрешено без дуэньи находиться в комнате вместе со взрослым мужиком?
- Ага, - она в улыбке показала два ряда практически идеальных зубов.
- Тогда прошу ко мне в гости, - я протянул руку над головой девушки и толкнул незапертую дверь. Первой в квартиру шмыгнула кошка.
- Никак не привыкну, что местные в поселке могут вот так, лишь приперев сучком, оставить входную дверь, - заметила Машка, проследовав за кошкой внутрь. На удивление, от Машки сегодня почти не пахло табачным дымом. Если специально не принюхиваться, можно и не услышать табак за монастырским ладаном.
- Говоришь так, будто ты у многих здесь в гостях уже побывала, - хмыкнул я, тщательно прикрывая дверь. Если оставить щель на лестничную площадку, в один миг за кошкой заявится толпа Соловецких святых котов. - Если нужны удобства, они справа по коридору.
- Спасибочки, - отозвалась Машка и тут же воспользовалась моим предложением.
Когда она без привычного сиротского платка на голове, с заранее тщательно вымытыми и расчесанными волосами появилась на кухне, я уже поставил чайник с водой на плиту, бросив пакет с сегодняшним уловом в мойку .
- По чайку? - спросил я.
- Разве есть еще варианты? - поинтересовалась девушка, устраиваясь по-хозяйски на стуле возле окна.
- Разумеется, - сказал я, поймал кошку, трущуюся о мои ноги, и выставил ее вон в коридор, еще более надежно, чем уличную, закрыв дверь на кухню.
Девушка театрально вопрошающе подняла бровь:
- Какие, например?
- Чай.
— Это цитата из фильма?
Я про себя подивился столь глубоким Машкиным познаниям в синематографе и ответил:
- Да.
- А какого?
- Из старья. Точно не помню. Наверно, что-то с Бельмондо или Челентано, - сказал я, вернувшись к мойке и вывалив в нее из пакета полосатых окушков. В коридоре жалостливо мяукала кошка и осторожно скребла лапкой дверь.
- Как ее зовут, - спросила Машка.
- Кого?
- Вашу кошку.
- Умка. Это короткое имя, сокращение данного в крещении. По документам она - Умопомрачительный Кавардак.
- Кавардак от фамилии мамы-папы?
- Нет. Просто любит его устраивать.
- Прикольно. Вы ее сюда с материка привезли?
- Вообще-то, кошка не моя, - уточнил я. - Девчонка из Архангельска, на пять лет старше тебя, подрабатывает здесь в сезон экскурсоводом от монастыря. Кошка ее. Обе ночуют в соседней комнате. Экскурсоводов в столовке, как ты наверно заметила, иногда кормят, а вот кошка полностью на моем содержании.
Я вытащил из холодильника кастрюльку с "паштетом" из мелких тушеных окушков предыдущего улова, плюхнул порцию "паштета" в кошачью миску и открыл дверь в коридор. Не успел я моргнуть глазом, как кошка уже уткнулась мордой в миску. Пока она чавкала, я отправил часть нового улова в морозильник, а уже чищенных на озере окуней положил на разогретую с маслом сковороду. Масло тут же зашкворчало, поплевывая по сторонам горячими брызгами. На подпевках сковороде вскоре выступил носик закипевшего чайника.
- Тебе чай в чашке заваривать или по всем правилам науки и техники? - спросил я у Машки.
- Можно в чашке.
- Тогда оторви задницу от табуретки и возьми, какую почище, на полке, - нервно бросил я после попадания раскаленной капли масла на руку, когда переворачивал окуней. - Там и жестянки с разными чаями. Хошь зеленый, хошь черный. Выбирай. Наверно, и пуэр где-то завалялся.
- Мне пуэр не нравится, - сообщила Машка, шаря среди банок на полке. - Я уж лучше чего-нибудь попроще.
- Как знаешь.
Девушка нашла заварку, выбрала себе чашку с алыми маками и сыпанула в нее от души чай.
- А вам заваривать? - спросила она у меня.
- Разумеется, - ответил я. - И тоже в чашке.
- Пропорции? И в какой именно чашке?
Я повернулся к столу и показал на пол-литровую емкость с дамой на борту кисти австрияка Климта.
- Заварки - как себе, - добавил я.
- Будет исполнено, мой повелитель! - выдала Машка, с каким-то нервным душком.
- Борзеем? - строго спросил я, разложив окуней по второй сковородке на освободившейся после чайника конфорке. Затем налил в чашки кипяток.
- Кроме цепей терять-то нечего, - бросила она мне в лицо.
- Так лишь кажется, философ ты мой доморощенный.
Стоя у стола, я неспешно начал насыпать в чашку сахар. Машке даже не предложил - позавчера она от него наотрез отказалась.
У нее - диета, пАнимаешь.
- Блин, - выдохнула девчонка, глядя на то, как заметно убавилось содержимое в сахарнице перед ней. - Не слишком ли жирно? Размешать-то удастся?
- Не дрейфь, все получится в лучшем виде и с лучшем вкусом.
Когда мы молча выпили первую порцию чая, заели его жареной рыбой, аккуратно выбирая из нее мелкие кости, а на столе в чашках по второму разу настаивался чай, я прервал затянувшееся молчание:
- Я внимательно слушаю тебя, Мария.
Машка замялась, соображая с чего начать. Вздохнула и родила:
- Завтра обещают тепло, штиль и солнце. Вы говорили, что пойдете при такой погоде в море на своей лодке. Ничего не поменялось в ваших планах?
Это было, мягко говоря, не то, что я хотел бы услышать от девушки.
- Не поменялось, - сказал я, отлично понимая, куда она клонит. - Собирался. И завтра утром точно пойду.
- Можно мне с вами?
Выражение лица Машки напоминало мордочку кота-в-сапогах из мульта о Шреке.
- Благословение отца Павла, я понимаю, на сие мероприятие ты уже получила?
- Да.
- Ты ему точно объяснила с кем, куда и когда? Никакой иезуитчины?
- Даже показала на карте, куда именно, - ответила Машка. - Между островами перед проливом Железные ворота.
- Мне не надо ему звонить и проверять твои слова? - спросил я.
- Зуб даю, - Машка стукнула ногтем по своим верхним резцам. - Даже два.
- Что мне с ними делать? Аж с двумя твоими зубами! На шею вешать, разве что, - предположил я, внимательно разглядывая Машкино лицо. Казалось, она говорила правду. - А что с отработкой церковной десятины в монастыре? Полы и оловянные миски грязью не зарастут в твое отсутствие?
- Меня отпускают на день.
- И чем ты заслужила такое смягчение лагерного режима?
- Я рассказала, как ходила с вами на Фавор.
- Этого мало для условно-досрочного освобождения, - высказал я свое сомнение.
Машка снова запнулась перед ответом.
- Колись, давай, - подтолкнул я ее.
Машка мысленно перекрестилась и объявила:
- Я уже договорилась с вами о походе.
- А я, случайно, еще не дал согласие жениться на тебе? - спросил я. - И как ты будешь выкручиваться, если я пошлю тебя на х[censored]р?
Машка пожала плечами и превратилась в нахохлившегося воробушка. Мол, почки уже отстегнулись и поздно пить боржоми.
- Ладно, - сказал я. - Завтра, ровно в шесть утра я буду проходить мимо твоего "Шанхая". Проспишь - ждать не буду. Ясно?
- Да, - сухо ответила Машка.
- Это первое условие, - продолжил я. - Второе, на тебе или в торбе должны быть теплые вещи. Куртка или ватник. Нормальная шерстяная шапка. Несколько пар носок. Тоже шерстяных...
- Мы же не на северный полюс идем! Обещают почти двадцать пять! - удивилась девушка. - Зачем все это?
- А ты на чем, подруга, сюда добиралась из столицы? - спросил я.
- Самолетом. Москва-Соловки с пересадкой в Архангельске. Прямым рейсом, наверно, только Патриарха сюда привозят.
- Значит, Белого моря ты еще не почувствовала, - заметил я. - Ты, кстати, в курсе, какой температура водицы у берегов Соловецкого архипелага? Сейчас, в самое теплое время года?
- А что такого? Мы же в лодке будем!
- Вода тринадцать градусов. И ветерок над нею на пару градусов теплее. Пол дня в таких условиях. Лучше, чем под дождем на Фаворе. Но не на много. И там мы почти все время шли, а завтра ты будешь в основном пассажиром. Сечешь, какой здесь курорт?
Машка наморщила лоб. Я предложил ей отступить:
- Можешь остаться мыть полы в монастыре.
- Я с вами пойду, - почти без сомнений ответила она.
- Тогда осталось мое последнее условие - я хочу видеть твой паспорт.
- Мой паспорт? - переспросила Машка. - Зачем он вам?
- А затем, подруга, что я в высокий Соловецкий сезон приехал сюда на три недели. Без жены, без детей и даже без наклюнувшихся внуков...
- Внуков? - сделала большие глаза Машка.
- А что такого? Моя младшая сестра этой осенью вообще ведет старшего внука в школу. Вот так то, мадемуазель. Одно неосторожное движение - и уже внуки, - ощерился я. - Так вот, я приехал в отпуск, чтобы сходить в лес, порезать грибы, половить рыбу, поностальгировать в местах, где когда-то жил, и вместо всей этой расслабленной обстановки я попадаю в глаз урагана, догадываясь, что стоит мне лишь попытаться покинуть его мертвую зону, то меня сразу закинет в такие места, что мало не покажется.
И самое неприятное, сдается мне, Маш, что ураган это ты.
- Я?
- Маш, ты не хочешь говорить мне, почему ты здесь находишься, - я махнул в сторону монастырского общежития, носящего название "Шанхай". - Но я на двести процентов уверен, что кто-то дома тебя припер к стенке, и ты сбежала из Москвы, полагая будто ситуация, в которую ты попала, рассосется сама собой или у тебе что-то подвернется для ее решения.
Девушка попыталась мне возразить, но я ей не позволил это сделать:
- Маш, не надо демонстрировать свою хитро[censored]опость. Мне своей хватает выше крыши. Лучше завтра приноси свой паспорт. Я посмотрю, что в нем написано. И по прочтении вычеркну из своего списка маловероятную, но все же имеющую некоторые основания, попытку поймать меня на растлении несовершеннолетних. А потом мы немножко подождем, думаю, ровно до моего отъезда на материк. К тому времени ты, Маш, скорее всего созреешь до того, чтобы и мне рассказать то, что на исповеди услышали уши отца Павла.
- А если я не покажу паспорт?
- Маш, это я тебе нужен, а не ты мне.