Шорох. Нога медленно скользит по песку, описывая правильную окружность. Шелест. Левая рука идет вперед, перед грудью, ладонь становится чашей. Рукав шелкового одеяния медленно скользит по гладкой коже. Молчаливый танец в плотной тишине, казалось, управляет самым временем.
Открываются глаза. И тут же проявляется мир. В небесном безмолвии парят далекие чайки, пронзая острыми клювами глубину. Порой слышатся их протяжные крики, то ли просящие о что-то, то ли выражающие нечто. Чайки хотят говорить, но не могут, хотя они рассказали бы многое. Их печальные, плаксивые крики словно бы молят о прощении.
Небесная синь все длится, простираясь во все стороны звенящим куполом, всепоглощающая, гудящая, зовущая, говорящая – но также безмолвная.
Казалось, что в широко распахнутые глаза хочет проникнуть сама Вечность.
Медленно падали нежно-розовые лепестки вишни – 5 сантиметров в секунду. Словно бы шел снег.
Она чувствовала, что с той же скоростью падает в пустоту она сама. Ей стало зябко. Сжавшись в комок, прижав ноги к груди, обхватив себя руками, присев на корточки, она плотно закрыла глаза, словно бы отгородившись от мира непроницаемой завесой. Мир причинял боль, нанося все новые и новые удары. Чуждые ей чувства не обещали ничего, кроме разочарования.
Предстояло сделать еще столько всего, а она была всего в самом начале своего пути. Станет ли он ее попутчиком? Ведь однажды уже случилось непоправимое…
Хотелось верить…