Уникальный случай: по разные стороны площади стоят памятники одному и тому же человеку. Речь идет об Арбатской. История этого феномена такова.
На памятник Гоголю, чтобы поставить его к 100-летию писателя, собирали всем миром. Место выбрали на Пречистенском (Гоголевском) бульваре, и 26 апреля 1909 года, как и задумывалось, при большом стечении народу состоялось торжественное открытие.
Когда с монумента было сдернуто покрывало, кто-то сдавленно ахнул. В основном же публика потеряла дар речи — все ожидали увидеть другое. Скульптор Николай Андреев пошел наперекор традиции изображать героя в парадном виде. Его Гоголь болен, полон отчаяния, опустошен. «Первое впечатление от этой почти страшной фигуры, прислонившейся к грубой глыбе камня, точно ударило», писал очевидец. Даже те, кто признавал достоинства работы Андреева, часто считали, что ей место в каком-то более камерном пространстве, где она стояла бы не в качестве народного памятника, а - произведения искусства. Так, художник Василий Поленов предлагал «прекрасное, тонкое, жуткое произведение это поместить во дворе Третьяковской галереи».
У советской власти несчастный Николай Васильевич тоже впал в немилость. Но как с ним поступить, точно решено не было. Еще в 1945 году существовал проект Сергея Меркурова, который будто бы собирались ставить не вместо существующей скульптуры, а напротив — на Суворовском (Никитском) бульваре. Тем не менее, отвергаемый многими и столь нелюбимый Сталиным монумент простоял на своем месте еще более сорока лет. А 2 марта 1952 года, в столетие со дня смерти писателя, на этом же месте открыли новый памятник Гоголю. В скульптурной версии Николая Томского, получившего за эту работу Сталинскую премию, Николай Васильевич стоит во весь рост и излучает оптимизм.
Скорбный же Гоголь был перемещен в Донской монастырь, в филиал Музея архитектуры, где хранились фрагменты разрушенной Сухаревской башни, мраморные изваяния из взорванного Храма Христа Спасителя, барельефы с разобранных Триумфальных ворот. В такой компании он провел семь лет, а затем, в год своего 150-летия, в уже хрущевские времена, вернулся на Арбат. Но не на свое старое место и даже не на другой бульвар, а во двор дома № 7 по Никитскому бульвару — последнем пристанище писателя. Здесь, в камине первого этажа, в ночь на 12 февраля 1852 года, он сжег второй том своих «Мертвых душ». А через несколько дней, вскричав в предсмертной горячке: «Лестницу! Скорее подавайте лестницу!», скончался. Так и стоят два памятника в 400 метрах друг от друга – один победно сияет на солнце, второй – вдали от людских глаз, под темными кронами, в вечном окружении своих персонажей.
Фото Алексея Мощенкова