Не было необходимости куда-то спешить. Он сидел на скале, свесив ноги в пустоту, и думал о неразрешимом. Идеально выверив направление ветра, он понял, что его снесет на острые ребра камней, ощерившихся на самом дне расплескавшейся бездны. Скалистое чрево гигантской долины было до краев заполнено багровыми тучами, нанизанными на игольные пики белоснежного сланца и острозевного темного базальта. Солнце, чьи томящиеся отблески тонули в зеркальной глади небес, отрешившись от земного бытия, уплывало в ничем не ограниченные просторы иномирья. Смеркалось, и хищные пасти иссиня-пурпурных теней скалились из глубины распятых облаков. Этот день завершался последним мгновением внезапно остановившегося времени.
Широко раскинув тонкие руки с изящно очерченными кистями узких ладоней, словно стремясь прильнуть к небесным сферам, он, как надломленная ветвь ивы, нырнул в ослепительно черную пустоту. Свист ветра, разрывающего барабанные перепонки, эхом отдавался в его груди – там, где гудел печальный колокол, отмеряющий горько-сладкие воздушные капли, поступающие в сжавшееся от ужаса сознание и сверкающую алмазными брызгами поверхность кожи. Отцвел огненный лепесток заката, каплями крови осыпавшись на скалистые отроги.
Прорывая плоть между его лопаток, оглушительным взрывом боли, за его спиной прорезались два стремительных крыла. Агония сокрушила его в падении, а грудная клетка заколебалась на сверхвысокой частоте, выплевывая проглоченный воздух, смешанный с кровавыми лентами. Крылья, набравшие силу и мощь, резким рывком распахнулись за спиной, потянув ввысь, заставляя бороться с губительной гравитацией. Еще один всплеск – и вот он парит в эмпиреях, эфемерный и полупрозрачный, а взгляд ловит багровое солнечное сердце, все еще видимое вдали, среди облачных круч.
Ослепленный увиденным, он замер, и только музыка небесных сфер сопровождала шум от тока его оживленной крови. Свет, снизошедший на это воспаленное сознание, был чист и переливчат, осеняя самую его сущность. Время текло сквозь его плоть, не задевая ее, и сияние, поглощенное кожей, громоподобной торжествующей мелодией отзывалось в его сердце.