Король умирал.
На город медленно ложились сумерки, белоснежные занавеси грациозно колыхались на слабом ветру. На мраморном полу рассыпались бледно-розовые лепестки вперемешку с осколками разбитого бокала.
Вся комната была пропитана странной смесью необычайной свежести и тонких терпких ароматов целебных мазей. В центре прекрасных чертогов стояло огромное ложе, устланное темно-синими шелками.
Тонкая кисть безвольно лежала на вышитой золотой нитью подушке. Белые змеи бинтов тесно оплетали несчастную плоть от самых кончиков пальцев и дальше, скрываясь за тяжелым бархатом просторных одежд. Где-то там, в глубине материй и истощенного тела, устало отбивало последние удары измученное сердце.
И, казалось, что не было здесь ничего более кроме этого обреченно биения, но невидимая любопытному взору одинокая тень затаилась в самом углу комнаты. Она была неподвижна, словно ее отбрасывала бездушная статуя.
Но, к сожалению, у нее была душа.
Хрупкая фигура уже почти утонула в набегавших на замок вечерних тенях, и только ее алое облачение слабым огоньком подтверждало ее существование.
Сколько она уже была здесь? И зачем?
Вдруг складки с тихим шорохом изменили свои очертания. Дорогая красивая ткань мягко заскользила по мраморному полу, словно ненавязчиво даря ему ласку. У самой своей цели незваная гостья вдруг, как будто испуганно, остановилась, но спустя мгновение, решительно продолжила свой путь.
Она опустилась на колени и стояла так, утонувшая в красном шелковом озере своего разметавшегося по полу алого платья. Руки ее безвольно опустились на край величественно массивного ложа. Словно в молитве склонилась ее голова, но губы не шептали славящих Бога речей. Она прощалась со своим прекрасным принцем. Это была не ее сказка, а может и не сказка вовсе. Ресницы на секунду дрогнули, и взгляд посмел скользнуть вдоль статной, но истощенной фигуре, лежащей перед ней.
Она помнила гул обезумевшей от счастья толпы. Солнце слепило глаза, песок скрипел на зубах, но никто не смел даже моргнуть и перестать возносить хвалу победителям. Город сиял и пел: уставший и измотанный, но гордый и непобежденный.
Даже топот копыт был в тот день преисполнен стати и чести. Латы рыцарей сияли на солнце, улыбки блистали на лицах. Маленькая девчушка тянула няньку за руку в самую гущу толпы, которая грозила в любую минуту задавить ее неосторожно. Но ей было все ровно — папа победил, папа вернулся... И он тоже! Ее принц... Он тоже жив.
Конечно, жив. Вот он, наконец-то въезжает в родную обороненную столицу. Темно каштановые кудри развеваются на пыльном ветру, синие глаза, кажется, даже искрятся от радости.
— Это мой принц, Этна! Мой принц! – Заливисто смеется она, дергая запыхавшуюся от бега женщину за рукав.
Нянька смотрит на семилетнюю кроху в бирюзовом платье и смеется в ответ:
-Да, Лиа. Твой принц вернулся.
Ей уже тринадцать, а она по-прежнему верит в сказки. Да и как тут им не верить, если живешь во дворце, с утра до вечера читаешь книги о невероятных приключениях и вдобавок имеешь собственного принца под рукой. Который и сам, кстати, не прочь лишний раз улететь с ней на ковре самолете в логово драконов. Иногда он читает ей вслух, но теперь уже реже. Отец говорит, что это только для нее он принц, а для всего их родного государства давно уже король. А слово "король" - синоним занятости. Она знает - она уже совсем взрослая.
Ей пятнадцать... Подумать только, восемь лет прошло с конца великой войны. А кажется, что лишь вчера последний раз отзвенела сталь мечей, и славное войско вернулось домой. Но память лжет, прошлое ушло безвозвратно.
Она считает секунды до первой встречи. Первой возможности. Отец твердит ей о терпении, об отказе от иллюзий, но она ждет. Два года никто не читал ей вслух, на два года она покинула эти стены - грызла гранит богословской науки в темных кельях.
Она не маленькая - знает, что это принцам нужны заколдованные красавицы, а королям нужны королевы. Ее сердце болит, но напрасно. У ее принца все еще нет королевы. Но зато есть странная маска...
После стольких лет разлуки он так и не ищет с ней встреч, но однажды она сама находит его в покоях отца. Позже, они беседуют в тени увитой плющом мансарды: он весь в белом, словно в саване. Кудри его больше не дразнят порывистый ветер, кожа больше не позволяет целовать себя солнцу. Только лишь глаза по-прежнему горят синим пламенем в прорезях странной гротескной маски.
Отец смотрит на нее с укором, недовольный ее неожиданным визитом и их встречей. А голос ее принца все так же ласков, хоть и приглушен теперь холодным металлом.
Лучше бы ее принц нашел себе королеву и был бы счастлив с ней до конца дней. Но теперь у него есть только она и этот ужасная маска.
Он больше не сторонится ее, они вновь читают сказки, но теперь она ему и вслух. Иногда он засыпает под звук ее голоса, и тогда она позволяет себе взглянуть на него чуть дольше, чем на пару мгновений.
Ей двадцать, и он по-прежнему ее принц, хоть и называют его теперь совсем по-другому. Она не слушает речей завистливой до трона толпы и продолжает читать ему сказки, даже когда он уже не встает и говорит, разве что, слово в несколько дней. Ее наивная история теперь уже никому не кажется забавной, ей впору идти под венец, а она безустанно лапочет что-то про сказки и своего принца.
— Не плачь...— тихим приглушенным шепотом реальность вырывает ее из прошлого.
Неподвижная маска как всегда беспристрастна, но глаза под ней, уже незряче, догорают последним синим пламенем уходящей жизни.
Она бросает полный боли взгляд на эти догорающие кусочки неба и тихо шепчет как клятву слова:
— Ты всегда был моим принцем.
Обессиленная кисть пытается приподняться, но, тут же, падает на шитую золотом подушку.
Изнеможенное тело содрогается, в последний раз пронзенное живым чувством…
«Ты была моей!»— словно хочет напоследок крикнуть он, но солнце уже село.
Король умер, но ее принц будет жить вечно.