Когда я проснулась, он уже был здесь. Сидел на подоконнике и забавно щурился от бившего прямо ему в лицо солнечного света. Осень нынче была необычайно теплой и золотой, как и смешинки в его озорных глазах. Он напоминал мне чеширского кота: улыбался от уха до уха, хитро подмигивал, загадочно смотрел вдаль.
Его руки всегда были прохладны на ощупь, и когда я стискивала его ладонь в своих пальцах, то все время думала о том, как бы он не простудился еще больше. И хотя, по большому счету, он был несносным неотесанным мальчишкой, меня поражала его грация и некая аристократическая выправка.
В его голове могли в один миг созреть тысячи идей, мне казалось, что с ним можно даже научиться летать.
Наверное, я должна была сильно удивиться, увидев его в первый раз, но он так уверенно и гармонично смотрелся здесь, рядом со мной, что все мысли разом улетучились из головы. Он просто протянул мне руку, и я поднялась со своей опостылевшей больничной кровати.
Я просто встала, а он смотрел на меня, такую растерянную, и улыбался.
Мы гуляли с ним по пустынным коридорам, и я, поначалу, озадаченно озирался по сторонам в попытке найти хотя бы еще одну живую душу.
Но вокруг меня были лишь тени – безмолвные, беспристрастные, холодные, а он был так близок и так горяч, словно пытался всем своим существом эгоистично и единовластно привлечь все мое внимание к своей весьма нескромной персоне.
Я была не против. Я держала его за руку, а сама лихорадочно вспоминала, кто я и зачем я здесь.
В такие минуты он смотрел на меня как-то обижено, и мне становилось стыдно. Я старалась не думать часто о других, пока он был со мной.
Мы гуляли босиком по парку, кидались друг в друга ворохами опавших желтых листьев и смеялись как безумные. Боже мой, за всю свою жизнь я столько не смеялась! А еще мы нашли старые качели. Я могла поклясться, что они были безнадежно сломаны, когда я видела их в последний раз из тонированного окна отцовской машины.
Но он тихонько увлек меня за собой в тень пожелтевшей рощи и показал мне их совершенно новыми и крепкими. Мы раскачивались все выше и выше, касаясь макушками солнца
Не знаю, как смотрелись в этом золотом ореоле мои непослушные вихры, но вот его медные локоны горели как пламя. Я была счастлива. Это было по-настоящему светлое время моей… Жизни?
-Как тебя зовут? – однажды спросила я у своего безымянного друга.
-А какое это имеет значение здесь? – загадочно сказал он, развалившись рядом со мной на засохшей траве, припорошенной первым снегом.
— Здесь? – недоуменно переспросила я.
Он медленно перевел взгляд с неба на мое лицо и, внимательно изучая каждую черточку, сказал:
-Джейми, меня зовут Джейми.
Удивительно, но это был первый раз, когда мы заговорили друг с другом. И как нам только удавалось обходиться без слов все это время? Хотя, все что происходило рядом с ним, всегда было странным.
Я не знала точно, когда это началось и, что стало причиной, но вдруг невесомая атмосфера вокруг нас стала нагнетаться и темнеть. Его руки день за днем становились все холодней, а взгляд вновь и вновь устремлялся куда-то вдаль. Мне было тревожно, я задыхалась. Я чувствовала надвигающуюся бурю всем своим существом. Качели наши со временем стали раскачиваться лишь от ветра.
И вот однажды я взглянула в его лицо и едва не вскрикнула от ужаса: он был необычайно бледен, но не так как может быть бледен человек, а как может выглядеть затертый от времени черно-белый фотоснимок. Я ошарашено отвела от него взгляд и огляделась: вокруг меня все, абсолютно все, было таким же безжизненным и выцветшим. Предметы потеряли свои цвета, запахи, вкусы… Я вновь сосредоточилась на ставшем за последнее время таким родным лице и поняла, что мой дорогой золотоглазый друг буквально исчезает в унисон с окружающим миром. Я крепко зажмурилась и лихорадочно сжала тонкую белую кисть в своих пальцах.
-Джейми! Не уходи! – отчаянно вскрикнула я, пытаясь отогнать жестокое наваждение.
Мой друг лишь печально улыбнулся краешком бескровного рта и нежно провел кончиками холодных пальцев по моей мокрой щеке.
-Я никуда не ухожу, это ты не можешь здесь больше оставаться, – тихо сказал он, отступая от меня на шаг.
Мир закрутился вокруг меня в сумасшедшей пляске. Я старалась удержаться на этой хрупкой грани, но постепенно проваливалась в небытие. Последнее, что услышала я в этом мире это тихий обреченный голос Джейми:
-Я думал, мы будем вместе… Помни, я здесь для тебя… Навсегда.
Вокруг истошно пищали приборы. Я открыла глаза, и яркий пронизывающий свет немилосердно ослепил меня.
-Очнулась! Слава Богу… — одновременно донеслись до моего воспаленного сознания несколько встревоженных голосов.
Я вспомнила все: кто я, где и почему.
Несмотря на уговоры матери, меня все же оставили в больнице на рождество. Праздник в больнице - это, конечно, не так весело, как в кругу семьи и друзей, но и здесь старались создать нужную атмосферу как могли: везде, где только можно, висели гирлянды, блестела мишура, улыбался Санта Клаус.
Я осторожно спустилась в холл и присела на мягкую кушетку, стараясь быть как можно дальше от работающего телевизора и оккупировавших его стариков. Я одновременно хотела и остаться в одиночестве, и принять участие в празднестве, до которого, впрочем, оставался еще час.
К чему лукавить, в глубине души я понимала, почему пришла сюда… Просто не могла больше выносить вид пустого подоконника. Несмотря ни на что, мне было ужасно трудно поверить, что все, что случилось со мной за последнее время, было лишь бредом, болезненными галлюцинациями.
Я была без сознания всего три дня, но, казалось, что прошла целая вечность. Потом, я еще долго просыпалась с именем Джейми на губах, спрашивала о нем, звала его…
Но со временем я поняла, что никто не в состоянии помочь мне найти моего странного друга. Просто потому что… Его нет. Я лишь расстраивала родителей и озадачивала медперсонал.
Да, кто бы мог подумать, во что нынче выльется мое пренебрежительное отношение к своему здоровью. Раньше я с уверенностью считала, что ничего серьезнее простуды мне не подхватить. А тут такое… Я была рада выздороветь и скучала по друзьям и родным, но еще больше я тосковала по нему. Кто он? Почему мое больное сознание выдало именно это имя, этот образ?
-Здравствуй, моя дорогая – прозвучал рядом чуть хрипловатый, но мягкий голос.
Я оглянулась и тепло улыбнулась пожилой женщине в белом халате, стоявшей рядом со мной со стаканом горячего молока в руке.
-Добрый вечер, миссис Валейн.
-Ты не против? — спросила она, указывая взглядом на место рядом.
Я отрицательно покачала головой и подвинулась, предлагая пожилой даме устроиться поудобней.
Почти сразу же стакан молока перекочевал в мои руки, и мне ничего не оставалось, как с обреченностью осушить его до дна.
Миссис Валейн одобрительно улыбнулась, потрепав меня по непослушным вихрам, и отставила пустой стакан в сторону.
-Хорошая ты девочка, Диана, – ласково сказала она. – Очень яркая и пылкая. Ты умеешь дарить тепло, такие как ты встречаются очень редко. – Она умолкла на секунду.
– Знаешь, ты напомнила мне кое-кого… Когда-то очень давно, когда я только устроилась сюда на работу и была еще совсем юной девчушкой, был у меня один добрый знакомый — пациент, мальчик лет шестнадцати. Ох, каков был весельчак! А как улыбался! – Лицо пожилой женщины озарили теплые лучи ностальгии.
Она опустила руку в карман и медленно вытащила из него фотографию. Чем дольше я всматривалась в черно-белый снимок, тем меньше оставалось у меня сомнений. Наконец, я взглянула на свою собеседницу:
-И что с ним случилось?
-Он умер от лейкемии буквально через полгода, — печально ответила Миссис Валейн, тяжело вздохнув. – Подумать только, прошло уже почти сорок лет с тех пор, а я по-прежнему помню его золотистые глаза, словно взглянула в них только что…
В мое сердце словно ударила молния. Я медленно опустила глаза и посмотрела на снимок еще раз:
На нем была изображена молодая девушка — медсестра, стоящая за поручнями кресла-каталки, а на самом кресле сидел Джейми, улыбаясь во весь рот своей неповторимой чеширской улыбкой.