Старый двигатель непрерывно хрипло ревел, потому что дорога шла в гору. Фургон провалился колесом в какую-то выбоину и мэр, бултыхнув шарообразным животом, съехал со скамейки и стукнулся головой об окно. Остальные удержались и теперь вежливо смотрели, как он карабкается обратно.
— Эй, — крикнул мэр вперёд, — эй, нельзя ли вести машину поаккуратнее? Людей везёшь.
Водитель не ответил — он сосредоточенно вертел баранку, уцепившись за неё узловатыми пальцами. В прямоугольном зеркальце отражались его раскосые глаза. Дворники елозили туда-сюда, пытаясь разобрать в стороны кривотекущие водяные ручьи, — без толку, конечно.
— Вы уверены, что это нужная гора? — спросил мэра Марк. Он всё вглядывался в дождь и морщился от боли в горле.
— Ну нету же другой! — мэр шмыгнул носом. — И потом, тут реклама его фонда — «Донавэн Ксандер Фаундейшен».
Яна осторожно вытянула у Марка из рук письмо, которое мэр принёс им сегодня утром. Он тогда плакал, шёл пятнами и слёзы неприятно текли по складкам его физиономии. Марк дал мэру коньяку, и тот высосал всю бутылку.
«В ночь подите на мою гору и явите милосердие.
Господь вернёт вам дитя».
Письмо было напечатано прямо на бланке с вензелем DXF.
— Какая реклама? – спросил Марк.
— Нам сейчас её будет не видно. Ксандер поставил её для тех, кто едет в город. Вон, видите щиты?
Фары выхватили огромный чёрный прямоугольник на двух эйфелевых ногах. За ним виднелся ещё один.
Яна поглядела на Марка и подумала, что сейчас у него точно такое же лицо, как было утром, когда мэр метался по их номеру и пытался рассказать. Неделю назад на празднике в городской ратуше случился пожар. Что-то там было не так с какими-то дверями, отчего... словом, не все гости успели... ну вы понимаете. И вот в том числе жена господина Ксандера и дети господина Ксандера. А господин Ксандер, будучи и так нетвёрд умом...
Марк спросил мэра, как звали жену господина Ксандера, но мэр не помнил. Какое это имеет значение? Важно, что через неделю господин Ксандер принёс мэру своё письмо и застрелился, а дочка господина мэра пропала.
— Тим, — обратился Марк к водителю, — развернитесь.
— Почему развернитесь? — заволновался мэр. Яна не могла понять, как хуже: когда он плаксив или когда как сейчас — коньячно осовевший.
— Мы же приехали на гору, — ответил Марк. — Теперь надо проявить милосердие. Дьявол, что ж за дождь. Целый день было ясно, а сейчас такое.
— Занимался, когда мы выехали, — сказала Яна.
Марк поднял капюшон, отшвырнул дверь и вывалился наружу.
Три рекламных щита стояли к ним лицом. Дорога делала в этом месте небольшой изгиб, поэтому издалека нельзя было увидеть все три сразу. Над каждым горело всего по одной лампочке, но, видимо, так и было задумано: лампочки освещали три огромные буквы: D, X и F — почему-то без нижней перекладины. Всякий, въезжающий в город, должен был проникнуться уважением к уроженцу-филантропу.
Яна встала у Марка за спиной, так что они оказались вдвоём против букв. Кроме письма, мэр утром принёс и им и фотографии дочки. Она была маленькой и симпатичной, как это принято у человеческих дочек.
— Что мы встали? — спросил мэр. У него не было дождевика. Мгновенно промокшая рубашка облипла тучное тело, и он сделался похож на личинку.
— Согласно инструкции мы должны проявить милосердие, — ответил Марк.
Он попытался посглатывать, чтобы унять боль, но только зря помучил себя. Вообще простуженный человек ужасно себя чувствует под дождём.
— Вы не знаете, как проявляют милосердие, господин мэр?
Огромные буквы проступали холодным светом сквозь дождь. Яне показалось, что свет проникает ей под дождевик и ощупывает её своими холодными лучами.
— Что случилось с буквой F?
— А? — мэр нагнал Марка и теперь пялился глазёнками на третий щит.
— Буква F пишется не так.
— Но я... Я не… Видимо, краска как-то... облупилась. Или вон смыли краску.
Марку сделалось очень плохо. Он опёрся о плечо девушки, и она подвинулась поближе. Как там в письме? «В ночь подите на мою гору и явите милосердие». Господь вернёт. Но на горе не было никаких признаков Господа — только дождь, мэр и чёрная гроза. Боль в горле вдруг поскреблась и Марку подумалось, что она похожа на паука с ядовитой спинкой.
Он собрался и пошёл вперёд — к трём буквам. Вдалеке зашумели по воде колёса, и Яна повлекла его к обочине, прочь с проезжей части.
— Ничего не смыло, — сказал вдруг Марк звучно. — Смотри.
Он указал Яне на чёрную заплатку — густо чёрную, свежую. Боль втянула свои крючочки и сделалась чем-то вроде комка.
— Нужно что-нибудь длинненькое, — он заискал глазами вокруг. — Длинненькое и остренькое. Всё же ясно. И гроза так кстати. Длинненькое. Нету длинненького, а у того было. А у того было!
Он устремился вперёд и вдруг полез-полез по вкопанной в землю лестничной ноге центрального щита.
— Эй, — заорал мэр. — Вы что? Вы сошли с ума? Но кто тогда вернёт ребёнка? Кто будет искать ребёнка? А? Кто?
— Как вы думаете, господин мэр, где у этой буквы сердце? А?
— У кого? У икса? Что вы... — мэр хотел сказать «несёте», но задохнулся и затрясся, рыдая под дождём.
— Это не икс, — тихо сказала Яна.
Марк примерился и ткнул чёрное полотнище ножом — раз, другой. Проделал какую-то дырку, уцепился, подтянулся как альпинист, снова ткнул. Изрезал несколько метров, потом вдруг стал остервенело кромсать в одной точке. Крикнул: «Нашёл» — и показал было что-то, но в этот момент полотнище, за которое он держался, разошлось по разрезам. Марк рухнул вниз, утащив букву за собой. Лампочка осталась освещать рваную дырку, через которую показалось перекрестие перекладин.
Сообразительный Тим завёл фургон и подкатил его поближе.
***
— Это координаты — объяснял мэру Марк. — Понимаете? Широта и долгота. С другой стороны от города. Надо туда поехать и забрать девочку.
Мэр крутил в толстых пальцах бумажку и пучил глаза. Он больше не рыдал.
— Вы оторвали икс, — сказал он наконец, пришлёпывая губами. — Сперва испортили «эф», а теперь ещё и «икс». А срок размещения ещё о-го-го. Восстанавливай теперь...
— Это не «эф» и тем более не «икс», — Марк положил голову Яне на колени, а покалеченную ногу пристроил на скамейку напротив. — Жену Ксандера звали Светланой, она приехала из России. Это русские буквы.
— Какие?
— Русские. Это такой язык. Наша F, лишившись палочки, превратилась в их Г. D — это и есть D. Ну и между ними тоже русская буква.
— Это что-то обозначает?
— Да, — сказал Марк. — Обозначает.
***
Они нашли девочку, где искали, в целости и сохранности. Мэр увёз её домой и запер.
— Я всё думаю об этом человеке и мего записке про милосердие, — говорила Яна Марку, расчёсывая ему мокрые волосы. — Мэр ведь ничего не понял.
— Конечно, не понял.
— Тогда всё зря?
Марк поглядел на неё снизу вверх.
— Любые злодеяния всегда зря.
— Значит, этот Ксандер был глупый.
Марк ухватил себя за горло и потёр его снаружи, хотя боль была внутри — совершенно бессмысленное действие.
— С него уже не спросишь, — сказал он, неуклюже повернулся и уткнулся лицом ей в живот.