Кот Беляшик с пережору занедужил и решил лечиться глубоким, вдумчивым сном. Он свернулся косматым клубком, уткнул нос в могучее основание своего хвоста и мощно, ритмично засопел, изгоняя недуг целебными запахами своего организма.
Если эта процедура и носила оздоровительный характер, то явно обладала какими-то побочными эффектами. Потому как, проспав три часа, кот с грацией бухого терминатора доковылял до ведра с водой, навалился на него, обхватил лапами и долго пил воду. Ведро жалобно поскрипывало.
Утолив жажду, Беляшик тут же у ведра уселся сомнамбулой, залип, уставившись в стену и покачивался как раввин над Торой. Кошка Чернуха, озабоченная расстройством напарника, подошла и участливо хохотнула:
- Отрок, да с тебя бы сейчас икону писать - самое оно, выглядишь законченным мучеником. Канонично! Хуже тебя только хозяин с перепою. - Потом подумала и набожно уточнила:
- Вот, только нельзя зверье на иконах малевать - грех это. Разве что в ебипетской манере нацарапать твой профиль на стене в виде хмурного кота с головой, например, кота. - Кошка еще раз хмыкнула, но озабоченная глухой необщительностью друга замолчала.
Беляшик зашевелился, потоптался, трепеща кончиками ушей потянулся всем телом и с непередаваемым наслаждением зевнул. Продолжительность и амплитуда зевка в его апогее были велики и ужасны, казалось котяра еще чуть-чуть и вывернется наизнанку. Но, сладко мяукнув, кот с глухим щелчком захлопнул пасть и немедленно направился в туалет. Потому, что по закону Архимеда - сколько в кота воды налито, столько и вытечь должно.
