Различный контингент был у нас в штрафной роте. Офицеры, командир роты и командиры взводов были из постоянного состава. На отделения ставили толковых бойцов из штрафников. Но, штрафниками у нас никого не называли и обращались друг к другу не гражданин, как показали в фильме «Штрафбат», а товарищ.
Большего бреда, чем сериал «Штрафбат» я не видел. Единственное, что в нем хорошее, это игра актеров, а остальное сценаристы все «высосали из пальца».
Были у нас вроде бойцы, попавшие из обычных подразделений. Попадали все за разное. Были действительно такие, что нарушали законы. Кто-то мог провороваться, кто-то струсить или ударить высшего по званию. Но, были и такие, которые попадали по самодурству начальства. Им не нужны были суды. Это офицера можно было отправить в штрафное подразделение только решением трибунала. А для солдата достаточно было приказа командира полка.
Были у нас и уголовники, которые изъявили желание искупить свою вину кровью. Приходит эшелон, мы их принимаем и вот они уже не уголовники, а бойцы-переменники. А после отбытия срока, который составлял от одного до трех месяцев, или до первого ранения, будь это даже царапина, боец был реабилитирован и с него снимались все судимости.
Я не скажу, что штрафники рвались в бой, но заградотрядов за нами не было. Те, кто прибывал к нам из пехоты, спокойно относились к своему положение. Они считали, что шансы погибнуть, одинаковы, что в штрафной роте, что в обычном стрелковом подразделении.
Мы, офицеры, никогда не пытались унизить бойцов. Здесь они становились обыкновенными бойцами Красной Армии. Да и жили мы по армейскому уставу. Тем более, мы понимали, что в бою пуля может прилететь с любой стороны. Но, не было никакого панибратства, совместных пьянок.
Помню, был случай, когда группа бойцов во время нашей атаки спрятались в траншее, надеясь переждать ее. Я в обе руки взял пистолеты, шел над траншеей и стрелял над головами. Солдаты поднялись и пошли в атаку.
С учетом нашего контингента, мы никогда не квартировали в населенных пунктах, во избежание различных эксцессов. Но, даже у уголовников был свой кодекс чести, хотя подонки встречались везде. Были они и среди уголовников и среди солдат, были они и среди офицеров.
Помню, был жуткий случай. Мы только отбили у немцев село и нас еще не сменили обычные стрелковые подразделения. Население радостно встречало нас, как освободителей.
Но нашелся в нашей роте подонок. Он поймал шестнадцатилетнюю девушку и начал ее насиловать. Ему попытался помешать один из наших бойцов, но он зарезал его. Поняв, что он натворил и ему не будет прощения, чтобы скрыть следы преступления, он убил и девочку. Мы все были потрясены этим.
Преступник был быстро изобличен и пойман. Мы знали, что если передадим его особисту, то, наверняка его расстреляют. Однако наши бойцы-штрафники решили, судить его сами. Они попросили нас, офицеров, не передавать этого человека в Особый отдел.
Этот индивидуум, не хочу называть его человеком, понимая, какая незавидная судьба его ждет, начал требовать, чтобы все было сделано по закону.
Да, мы нарушили закон, и отдали его бойцам. Впоследствии сами штрафники расстреляли его. Расстреливали его перед всем строем, чтобы все знали, что ждет мародеров и насилников. Видели это и жители села. После этого бойцы выкопали поперек дороги яму и закопали его в ней, чтобы он нем даже памяти не осталось. Вся штрафная рота шла по этому месту и многие плевали себе под ноги.
Впоследствии, я не припоминал случаев, чтобы хоть кто-нибудь попытался обидеть мирное население. Уже никого бойцов из прежнего состава не осталось в нашей роте. Кто-то погиб, кто-то был ранен, а кто-то за проявленный героизм был реабилитирован и направлен в свои подразделения.
(По воспоминаниям офицера Отдельной Армейской Штрафной Роты)