- Не к ночи их поминать, только вот давеча на Пасху приснились мне вдвоем: мать и дочь покойницы. Их давно в живых нет, а рассказать про них не грешно – пусть будет наука каждому.
Баба Нюра не любит дурных историй. Ей больше по душе старинные песни, частушки и сказки, а если надумает рассказать, то о себе. Ее голос певуч и мягок, любо и песню, и сказку послушать, но иногда расскажет такую быль, что и в сказках не найти.
Я жду, затаив дыхание, а бабушка собирается с мыслями. В ее мозолистых руках гуляет юркий крючок – она вяжет кружевной подзор до того тонкой работы, что просто диву даешься, как в таких повидавших тяжелую работу руках рождается невесомая красота.
- Все из головы не идут, - произносит она, наконец. – Мать в городе жила, женщина хваткая, а по-нашему, по простому - пройдоха. Звали ее Мария Иосифовна, а все кликали Маней. Свела дружбу с заведующей аптекой. По тем временам это такие связи были! Начала доставать редкие лекарства. Тогда все, что получше, в страшном дефиците было. Жили они с дочерью в маленькой квартирке, но дело у нее так пошло, что не только лекарствами, а вещами и продуктами спекулировать начала. Полгорода знало Маню, все то она могла достать и найти. Заболела наша Тася, пришлось и мне к ней на поклон. Взяла яиц, сметаны, творога своего и поехала в город. У Мани все время кто-то в гостях. Глянула я, а в квартирке этой повсюду хрустальные люстры висят, картины какие-то, ковров на полу да на стенах – со счету собьешься, разве что на потолке нет. Повсюду коробки с дефицитными продуктами и лекарствами, а сама хозяйка гостей в неглиже да на кровати с собачонкой встречает. Мол, это вы ко мне пожаловали, извольте и потерпеть мои причуды. Баба она была с придурью, могла и кинуть в гостя чем, и непотребство какое сказать, стыд и срам!
Баба Нюра усмехнулась и развела руками.
- Женщина хитрая и вздорная, но помогла с лекарствами, просила каждую неделю творог и яйца привозить, да еще сама часто приезжать стала, а того чаще ее дочь Светлана. Девушка была красавицей, каких поискать, все парни и мужчины заглядывались. Но Бог, видимо, в испытание красоту такую дал. Помню, приедет к нам в деревню, как она говорила «развеяться на природе», все сидит сигареткой пых-пых, кофей свой пьет и рассуждает о театрах да ресторанах. Все о пьесах, актерах да режиссерах рассказывала. Мать ее в кассу театра устроила, чтобы работа непыльной была. Я однажды вдруг возьми и скажи, что такой красавице семью бы да деток. Она только посмеялась надо мной. Сказала, столько у нее мужчин, что во век не переведутся, да и детей Бог не раз посылал, только ни одному не дала родиться. И не постеснялась, бесстыдница, сказать мне, что в ее полюбовниках ходят мужья тех женщин, что дружат с ее матерью. У меня от всего этого в глазах потемнело. Я возьми да и скажи, чтобы она больше не приезжала, а там пусть ей Бог будет судьей. Соскочила Света, будто ушат кипятка на нее вылили, да и вон выбежала. Больше к нам не приезжала, и я к ним дорогу забыла. Через несколько лет услышала от знакомых, что тучные годки прошли для Мани и Светы. От разгульной жизни дочь быстро постарела и стала спиваться, женатые ухажеры исчезли, а честные парни, что звали замуж, и над которыми она смеялась, давно по семьям. Дела матери сошли на нет, страна другой стала, а Маня все больше стала заговариваться, лежа на своей кровате с собачкой. Не стало сытой жизни, жили вдвоем на пенсию матери, друзья и знакомые разбежались, как тараканы. Еще через несколько лет я вновь услышала о них. Маня совсем выжила из ума, стала кидаться на людей, а ее дочь совсем опустилась и заболела тяжелой болезнью. Однажды мы с подругой моей, Тосей, ехали из храма на автобусе по городу. На остановке я увидела худую и пожелтевшую старуху, которая показалась мне очень знакомой. Тося толкнула меня в бок и кивнула на старуху, мол, это же Светка Манькина, которая свою мать убила. Дело было так: вернулась пьяная дочь домой, безумная Маня накинулась на нее с кулаками, та толкнула старуху. Маня упала и ударилась об угол стеклянного столика. Умерла тут же. Уж не знаю как, но дело не получило ход. На похоронах Мани было три человека, а ведь сколько людей в былые времена у нее обреталось! После этого Света долго болела, хоть и смертельная болезнь ее мучила, а Бог все никак не прибирал. Через некоторое время я услышала, что она тоже умерла, но только через неделю Тося рассказала мне, что умерла она не от болезни, а упала и ударилась о все тот же стеклянный столик в запертой изнутри квартире… Видишь, как повернулось все. Все труды свои Маня на беспутную дочь положила, и от нее же смерть приняла. Не те сокровища собирала она, не те. Все прахом пошло, ничего от них не осталось доброго, даже памяти. Частенько вспоминаю их, только пока за своих покойничков помолюсь, про них забываю. В эту Пасху пришли ко мне во сне, худые, оборванные и говорят, что голодны очень. Где сокровища ваши, там и сердца ваши. Вот и голодны их души, потому что нечем насытиться, все здесь оставили. Завтра пойду к отцу Аркадию просить панихиды, может, и над ними сжалиться Господь, ведь позволил им ко мне прийти и о молитве попросить, видно, не к кому было больше.
Бабушка долго молчит, потом откладывает вязание и идет к иконам, перед которыми горит красная лампадка. Я смотрю на ночную синь за окном, и слышу, как бабушка читает заупокойную молитву.
A"<�4�k سw