На другой день над аэродромом повисла низкая облачность. Временами налетал ветер, и косой дождь хлестал по окнам. Семену Семеновичу не сиделось дома. В плаще с поднятым капюшоном и двухстволкой за плечом ушел в лес «на полеты». Шагал, грустно размышляя:
«С летающих этажерок люди на космические корабли пересели и много еще чего сделали, а вот старости не одолели. Подумать только! Чуть от земли приподнялся, едва небо познал, прирос к самолетному сиденью, только-только знаний и опыта набрался, штурвал руками приласкал, и вот уже годы промелькнули, устарел, в негодность пришел. Это же надо. Только бы работать да работать!»
— Устарел! — грустно и теперь уже вслух повторил Романов, вставая на мшистую кочку среди побегов сосняка и чахлого осинника. Осмотрелся и удивился, как далеко увели его от затерявшегося в лесах городка невеселые думы.
Набежала лиловая туча, и снова посыпал дождь. На аэродроме басили турбины, словно просились в небо. Полковник, слушая их веселую и в то же время грустную для него песню, направился к дому. «Может быть, уехать на юг, на родину? Нет слов: Украина хороша и любима, но не могу. Прирос к полку и к этой суровой земле, как чага к березе...»
Ночью ему снились полеты. Он надевал высотный костюм, прилаживал с помощью Володьки-внука гермошлем, но вдруг резко зазвонил телефон, и он проснулся.
— Тревога? — спросил Романов и услышал, как, спешно одеваясь, сын, заместитель командира полка, переговаривался с женой:
— Не волнуйся — ложись и спи.
— Почему-то я всегда боюсь этих ночных звонков.
— Пора привыкнуть.
— Разве к этому можно привыкнуть?..
С легким щелчком закрылась дверь, и шаги сына на лестничной клетке смешались с другими, столь же торопливыми.
Семен Семенович заторопился в прихожую и по привычке протянул руку к вешалке. И когда пальцы коснулись свободного крючка, на котором много лет кряду висела его летная куртка, он задумался. Живо представил себе, как дежурное звено уходит в воздух, как спешно расчехляются самолеты, прогреваются турбины, как, словно потревоженная кем-то стая птиц, полк снимается с насиженного места, оставляя его одного.
В эту минуту невестка вышла в прихожую, включила свет.
— Вы-то куда, Семен Семенович?
— Ты спи, Аня. Я на утиную зорьку, скоро вернусь,— и тихо притворил за собой дверь, хорошо зная, что невестка, как и его покойная жена когда-то, ни за что теперь не ляжет спать.
...Едва брезжил рассвет, стояла прохлада, небо слегка высветилось. За редкими соснами промелькнули шлейфы огня, вылетавшего из турбин, и тут же громом взлетевших на форсаже перехватчиков огласились лесные дали и пророкотало серое, плакучее небо. Потом еще и еще...
Дружок потянул Семена Семеновича за полу в сторону озера.
— Да перестань, какие теперь утки? — сказал Семен Семенович, останавливаясь под круглым навесом «курилки».— Давай нынче тут «полетаем»,— и опустился на скамью лицом к взлетной полосе. На черной от влаги бетонке тусклой цепочкой светились посадочные огни.
«По какому случаю сбор-тревога? Просто очередные полеты или?..» Вспомнилось, как однажды Сережа Орлов, тогда еще старший лейтенант, во главе звена «лез» на предельную высоту и не мог дотянуться до «стервятника». И если бы не ракетчики, «противник» был бы упущен. «Теперь-то для этих красавцев, промелькнувших над соснами, та высота — кочка на ровном месте»,— думал Семен Семенович.
Дружок насторожился и зарычал. За спиной раздался громкий топот сапог. Лейтенант Семин, тяжело дыша, бежал в направлении стоянки самолетов, явно опаздывая. «Ох, Семин, Семин! А ведь и мой грех тут есть — не взялся за парня как следует с первого дня... А теперь даже полковник Орлов просит выступить с беседой перед молодежью о дисциплине и качествах воздушного бойца. Надо будет как следует подумать да показать эти качества на живых людях, чтоб нагляднее было».
Распластав узкие крылья, на посадку шла первая пара. Полк возвращался, и те молодые летчики, что сидят в кабинах серебристых птиц: Новиков, Горохов, Пенкин, его, Романова, сын, да и тот же Семин, наверное, как-то чувствуют присутствие, взгляд и ожидание бывшего своего командира, и быть может, это чуть-чуть подтягивает и дисциплинирует их, прибавляет им уверенности.
Семен Семенович так окунулся в размышления, что не слышал ни гула возвратившихся перехватчиков, ни сигнала, возвестившего о конце учений, ни последнего свиста умолкнувшей турбины на стоянке.
Тишина заставила его осмотреться.
Дружок по-прежнему сидел рядом и, вытянув шею, смотрел туда, где уже ровными шеренгами эскадрилий стояли белые остроносые птицы.
— Вот мы и отлетались,— грустно сказал он Дружку.— В самый раз «рулить» на завтрак.— Семен Семенович поправил на плече ружье и медленно направился к дому, думая о том, что полеты будут и завтра и послезавтра... Он глянул вверх. Небо было синим-синим и, как всегда, зовущим и неотпускающим.
Понравилась статья? Подпишись на канал!