#спальныйрайон
Однажды наш сосед Виталий Тимофеевич привел домой девушку.
Ну привел и привел, скажете вы. Мало ли, кто как личную жизнь устраивает. И это было бы абсолютно правильно, если бы не одна маленькая деталь - личная жизнь Виталия Тимофеевича устроилась сорок лет назад, в день, когда юная арфистка Верочка, ныне Вера Борисовна, согласилась, значит, составить счастье столь же юного скрипача Вити: «Разделить, так сказать, судьбу. Рука об руку брести по печальной юдоли земной в надежде вместе достичь сияющего престола».
Виталий Тимофеевич был человек образованный, очень любил слово «юдоль» и употреблял его в контекстах столь разнообразных, что незрелые умы вроде Славика из триста второй квартиры начинали дымиться и спасались гуглом. Собственно, именно благодаря Славику изрядное количество соседей до сих пор пребывает в уверенности, что Виталий Тимофеевич и Вера Борисовна заслуженные деятели искусств потому что поют йодль.
- Какой йодль, идиот ты этакий? – доброжелательно, хоть и не без удивления поинтересовались старожилы. – Они всю жизнь в симфоническом оркестре!
- Нате, - оскорбился Славик и протянул старожилам смартфон. – Скажите ему «юдль». Поглядим, чего он выдаст. И кто тут после этого идиот.
Славиковы изыскания, впрочем, не повредили репутации благообразной семейной пары. Виталий Тимофеевич выводил Веру Борисовну на прогулку. Поддерживая под локоток, помогал форсировать лужи. Прежде чем усадить супругу, обмахивал скамейку носовым платком. В общем, по словам Матери Драконов, вовсю давал идеального мужа.
И вдруг – девушка.
Случилось это в тот день, когда Вера Борисовна прихворнула и отказалась от ежедневного моциона в пользу подремать на диване под хиндемитовскую «Сонату для арфы». Оказавшись на улице в одиночестве, Виталий Тимофеевич поначалу растерялся и два раза обошел вокруг дома. А потом воздух свободы ударил ему в голову и превратил убеленного сединами скрипача в молодого бигля.
Через час после того, как Виталий Тимофеевич исчез с радаров, Вера Борисовна начала беспокоиться. Превозмогая желание начать обзванивать больницы и морги, она спустилась во двор, села на скамейку, которую на этот раз некому было обмахнуть платком, и стала ждать. Ждала она долго. Так долго, что начали беспокоиться даже соседи.
- Надо искать, - постановила Матерь Драконов.
- А? – оживился Славик. – Чо загуглить?
- Башку себе загугли, - рявкнула Матерь. – Человек пропал.
И тут человек появился. Под руку с юной белокурой женщиной, укутанной в его пальто.
- Верочка! – воскликнул человек, увидев жену. – Ты ведь была больна! Что же ты делаешь?
- Что же ТЫ, скотина, делаешь, - негромко, но отчетливо парировала Матерь Драконов.
Надо сказать, между этой достойной женщиной и Виталием Тимофеевичем всегда витал дух антагонизма. Если уж совсем честно, они друг друга люто ненавидели.
- Я, Виталий Тимофеевич, уже начала беспокоиться, - кротко сказала Вера Борисовна. – Пойдем домой, я что-то слаба сегодня.
Виталий Тимофеевич рефлекторно дернулся к жене, чтобы помочь ей подняться, но на руке у него прочно висела незнакомка. Висела и явно не собиралась отпускать.
- Это что за шаболда? – поинтересовалась Матерь Драконов.
- Кто эта юная особа? - перевела Вера Борисовна без особого впрочем энтузиазма. Переживания за мужа лишили ее сил на уместное в данном случае любопытство.
Виталий Тимофеевич глубоко вздохнул и сообщил:
- Это Леночка. Она будет жить с нами.
Пытаясь осознать смысл произнесенного, мы вылупились на Леночку. Она оказалась очень красивой, очень заплаканной… и очень беременной.
Первым очнулся Славик:
- Охренеть. Напалмом жгете, товарищи пенсионеры!
Надо сказать, что Вера Борисовна всегда держалась несколько особняком. Обсуждать свои семейные дела на лавочке у подъезда она считала делом неприличным, даже непристойным. Возможно, если бы Леночка приключилась без свидетелей, мы никогда не узнали бы о ее появлении. Но мы видели. И мы ждали объяснений. Поэтому Вере Борисовне пришлось наступить на горло принципам и дать пресс-конференцию.
Со слов Виталия Тимофеевича, история выглядела следующим образом: он наслаждался прогулкой по району, добрел до конечной остановки семьсот сорок пятого автобуса и увидел в будке рыдающую женщину. Как человек благородный, «к тому же скрипач» (ремарка Веры Борисовны), он не прошел мимо, а спросил, что случилось, и чем помочь.
Насчет «случилось» все оказалось просто: двадцатитрехлетняя Леночка приехала из умирающего уральского городка покорять Москву, но вместо этого забеременела, лишилась работы и была выгнана из комнаты, которую снимала на пару с другой такой же покорительницей. Вернуться на историческую родину она не могла в силу каких-то непреодолимых обстоятельств. Снять жилье в Москве она не могла из-за отсутствия денег. Найти работу за месяц до родов… Ну тут и обсуждать нечего. И это ставило следующий вопрос – «чем помочь?» – на один уровень сложности с гамлетовским «быть или не быть».
В глубине души Виталий Тимофеевич всегда презирал Принца Датского за склонность к самокопанию и некоторое слюнтяйство. Поэтому с решимостью истинного скрипача взял дело в свои руки и постановил: Леночка пойдет с ним. И Леночка пошла. И теперь лежала на диване с гостиной, поскольку с утра ее настиг приступ головокружения, да к тому же у нее отекли ноги.
- Она выглядит совсем больной, - заключила Вера Борисовна.
С нашей, разумеется, невысказанной точки зрения, сама Вера Борисовна, а также вся эта история выглядели тоже не совсем здорово.
- Ну а дальше-то что? – спросила Лидия Александровна. Она всю жизнь преподавала в музыкальной школе по классу фортепиано и считала Веру Борисовну коллегой, что давало ей право на некоторую бесцеремонность.
- Дальше роды, - вздохнула Вера Борисовна. – Виталий Тимофеевич прав: мы не можем выгнать на улицу беспомощную женщину, которая вот-вот станет матерью.
- Смотри, Борисовна, как бы она тебя сама не выгнала, - с пролетарской прямотой сказала Матерь Драконов. И добавила: - Тютя ты интеллигентская.
Вера Борисовна поднялась, давая понять, что пресс-конференция закончена.
- Не вздумай ее прописывать!
- Прописка не дает права собственности, - машинально заметила я, за что чуть не огребла лопатой по горбу.
После чего лопата была воздета в небеса, а вслед Вере Борисовне понесся трагический призыв Матери Драконов:
- Не вздуууумааааай!!!
Следующим утром Леночка тихо выскользнула из подъезда и отправилась куда-то в сторону троллейбусного круга.
- Ишь, гоцает, - прокомментировала Матерь Драконов. – Как и не беременная!
- Да, - отозвалась Лидия Александровна, - это крайне двусмысленная ситуация.
Через полчаса Леночка вернулась с огромным пакетом, из которого торчали зеленый лук и пучок свежей петрушки. В подъезде запахло борщом. На балконе Веры Борисовны взметнулись свежевыстиранные простыни. А после обеда, как и заведено, Виталий Тимофеевич вывел жену на моцион. Приглашение Лидии Александровны заглянуть на кофе супруги отклонили с формулировкой «Леночка печет пирожки».
- Краааайне двусмысленная ситуация, - горько повторила приглашающая сторона.
Двусмысленная Леночка очень быстро поняла свое шаткое положение в сложившейся домовой иерархии и старалась как можно реже попадаться нам на глаза. Она ходила на рынок, выбивала ковры и бегала в аптеку, тихо здороваясь и не поднимая глаз.
Однажды мне стало ее жалко, и я сказала:
- Шмыгает, как мышка.
Славик согласно кивнул, возгуглил и немедленно осчастливил меня информацией, что взрослая мышь рожает в среднем по четыре-шесть мышат. Поскольку нехитрые пожитки Леночки были привезены посредством вызванного Славиком убера, он считал себя членом семьи.
А потом Виталия Тимофеевича забрала скорая.
- Гипертонический криз, - коротко сообщила Леночка, и это был первый раз, когда она заговорила с Матерью Драконов и вообще с кем-то из нас. – Я в больницу, вы, пожалуйста, приглядите на Верой Борисовной. Она тоже что-то не очень.
- А зачем в больницу? – тупо спросила я. – Его же только час назад увезли. Может, подождете хотя бы до вечера?
- А что он кушать будет до вечера? – изумилась Леночка.
- Ну в больнице кормят, я думаю…
- Да что ж он будет казенное кушать! Я домашнего везу!
В сумке величиной с Леночкин живот выразительно гремели судки.
В больнице Виталий Тимофеевич пробыл четыре дня. Все это время Леночка металась между ним и Верой Борисовной, которая, как ни старалась держаться, не могла скрыть паники.
- Как вы себя чувствуете? – спросила я, когда она, поддерживаемая Леночкой, вышла во двор.
- Молодцом, - улыбнулась Леночка. – Виталия Тимофеича завтра выписывают. Вера Борисовна, вы меня тут подождите, я сбегаю творог куплю. Садитесь. Ой, подождите, я лавочку-то обмету.
Матерь Драконов задумчиво посмотрела Леночке вслед и ничего не сказала.
- Знаете, деточка, - сказала вдруг Вера Борисовна, - я за нее очень переживаю.
- За Леночку?
- Конечно. Два старика на руках – это ведь и здоровому трудно, а ей вот-вот рожать…
Вот это поворот, некстати подумала я. А Вера Борисовна продолжала:
- Виталий в больнице. Я дома одна. Представить страшно, что бы мы без нее делали.
- Вера Борисовна, я никогда не спрашивала… У вас нет детей?
- Нет, - вздохнула старая арфистка. – У нас была музыка. Гастроли. Записи. Мы никогда не думали о детях.
Помолчала и еле слышно поправила:
- Я никогда не думала о детях. Вы знаете, дорогая, иногда я думаю, что Леночку нам Бог послал. Но вот одна вещь меня гложет и гложет…
- Вера Борисовна, вы же не думаете, что она оттяпает вашу квартиру? Даже если вы ее пропишете, это ей ровно ничего не даст. Это ваша собственность, и она в любом случае останется вашей.
Вера Борисовна подняла на меня больные глаза.
- Квартира? Ах, боже мой, об этом я вообще не думаю! Я думаю: а вдруг это ребенок Виталия Тимофеевича?
Мысль, что шестидесятилетний скрипач способен во-первых, на такое коварство, а во-вторых, на то, чтобы заделать молоденькой провинциалке ребеночка, показалась мне настолько дикой, что какое-то время я молча таращилась на Веру Борисовну.
- Это такая страшная мысль, - прошептала Вера Борисовна. – Я даже не знаю, почему мне так страшно.
Ну, я примерно знала. Но говорить об этом не хотелось. Поэтому я просто сказала:
- А Леночка не сказала, кто отец ребенка?
- Однажды я завела этот разговор. Она заплакала, и я не стала продолжать. Это бесчеловечно.
- А почему вы не спросите Виталия Тимофеевича?
- Да как же можно! Мы сорок лет прожили! Разве могу я унизить его такими подозрениями!
- А с чего тогда они вообще у вас появились? Он уже бывал … кхм… нечестен?
Вера Борисовна задумалась. И минут через пять выкопала из недр памяти страшно дефицитный проигрыватель «Грюндиг», который Виталий Тимофеевич привез с гастролей в начале 80-х и удачно загнал по спекулятивной цене.
- И все? – поразилась я.
Она пожала плечами.
Увидев приближающуюся Леночку – улыбка, огромный живот, пачка творога – Вера Борисовна сказала:
- Как бы там ни было, этот ребенок мне уже не чужой. Я просто хотела бы знать, кто он мне будет. Внук? Пасынок? Мне бы только знать.
Рожать Лена уехала прямо с кухни. К счастью, паровые котлетки для Виталия Тимофеевича успели достичь нужного уровня диетичности до того, как у Леночки отошли воды.
И вот в день и час икс мы рассредоточились по двору, делая вид, что совершенно не ждем Веру Борисовну и Виталия Тимофеевича, которые, вооружившись букетом и корвалолом, отправились забирать из больницы мать и дитя.
- Будут через десять минут, - возвестил Славик, который отслеживал передвижения семейства на им же вызванном убере. Смартфон достался ему от старшего брата, который забыл снести приложение, чем Славик пользовался, чтобы «обналичить немножко денежек». О том, что будет, когда брат увидит списания, Славик не думал.
И через десять минут во двор действительно въехала машина. Сначала вышла Леночка. Потом Виталий Тимофеевич. Потом водитель. И лишь после этого показалась Вера Борисовна – заплаканная, счастливая, со старомодным атласным свертком в руках.
- Внучечка! – выдохнула Вера Борисовна. – Внучечка наша!
Мы сгрудились, чтобы посмотреть на ребенка – все, кроме убежденного четырнадцатилетнего чайлдфри Славика.
- Внучка? – уточнила я.
Вера Борисовна откинула прозрачный подзор, и я увидела младенца. Он был щекастый, кудрявый, с кожей темно-кофейного цвета и огромными черными глазами истинной дочери Африки.
Внучечку назвали Верой. Легкие у Веры оказались мощные, как у Луи Армстронга, о чем она поспешила известить весь дом.
- Музыкальный ребенок, - поморщилась Лидия Александровна, когда Вера-младшая заревела во время очередной прогулки.
- А кубинцы вообще музыкальные, - согласилась Вера-старшая, покачивая коляску. - И красивые. Вот за это папаше спасибо. А все остальное у Верочки и так будет. Правда, внучечка?