Вот уже примерно месяц, как наш дом просыпается от стука молотков и шума экскаватора. «Мосводоканал», не щадя живота своих пяти всадников апокалипсиса, ремонтирует трубы. У нас нет столько труб, сколько он ремонтирует, но мы привыкли.
А сегодня нас разбудила тишина, которую, впрочем, через несколько минут вспорол, вот натурально вспорол чей-то возмущенный вой.
- Что это? – испуганно спросила соседка слева. Она выбежала на балкон со сковородкой, на которой еще шкворчала яичница.
- Это кот, - громко доложил Славик, который по случаю субботы отирался во дворе и снимал братниным смартфоном все подряд. Родители Славика называли это «маяться дурью». Славик называл это «делать искусство».
- Такой богатый баритон у кота? - не поверил сосед снизу. – Это не кот, это Тито Гобби практически.
- Точняк, гоблин. - согласился Славик. – Левый какой-то. И страшный как сто китайцев.
Надев очки и обнаружив на березе источник воя, я была вынуждена признать: славиково оценочное суждение при всем его антропологическом идиотизме по сути скорее верно. Кот был молодой, совершенно незнакомый и действительно очень страшный. В номинации «Самый уродливый кот столетия» обладателю богатого баритона мог бы составить конкуренцию разве что четвероногий ужас моего детства по кличке Кирпич – грязно-серый подвальный кошара с кривыми зубами, кривыми лапами и кривой башкой в форме параллелепипеда, к которой были криво присобачены еще более кривые уши. Я не любила Кирпича за злобность, коварство и тотальную недоговороспособность. Он платил мне той же монетой – неумолимый, косоглазый и лютый.
То, что выло на березе, выглядело не сильно лучше. На мгновение мне даже показалось, что это Кирпич и есть: бессмертный, как и полагается исчадию ада, он настиг меня спустя тридцать лет, чтобы испепелить зловещим желтым огнем своих косых гляделок.
- Давно он там сидит? – спросила я, прикидывая, успело ли исчадие решить, как будет меня убивать.
- Сколько сидит, не знаю, а орет уже минут десять, - сказал Славик.
- Поорет и слезет, - решила соседка и унесла яичницу в дом.
- Да, на то он и кот, - поддержала музыкальная профессура снизу и тоже захлопнула окно.
Почуяв, что теряет публику, кот издал руладу, затейливость которой составила бы гордость Перголези.
- Эй, Кирпич! – тихо позвала я. Кот повернул голову в мою сторону. – Я тебя не боюсь. Меня, между прочим, есть кому защитить, понял?
Тот, кого я шикарно аттестовала защитником, уже трижды позавтракал и безмятежно дрых на моей подушке. Даже головы не поднял.
- Короче, - твердо сказала я. - Если ты Кирпич, имей в виду: все счеты в прошлом. Все кончено, понял?
Кот издал звук, похожий гул начинающегося землетрясения.
- Ты жуткий, - добавила я, надеясь, что кот не услышит.
Но он услышал. Вылупился на меня и взвыл – на этот раз с истинно вердиевским накалом. Всем известно, что в любой стоящей опере, именно в точке наивысшего вокального надрыва, когда кажется, что тенор вот-вот испустит дух, на сцену выходит злодей. Профессура, правда, классифицировала кота как баритона, но не будем мелочиться. Тем более, что злодей действительно появился.
Проживал злодей на два этажа выше меня, звался как-то довольно обычно, но известен был под кличкой Мориарти. Угрюмый, скрытный, пугающей внешности старик, Мориарти занимался тем, что производил ненависть. Вырабатывал ее неустанно, без выходных и праздников, как ядерный реактор электричество. Мориарти ненавидел все и вся с такой самоотдачей, словно от этого зависела его жизнь. Возможно, так оно и было. Возможно, именно ненависть обеспечивала энергией моторчик Мориарти, который у других людей называется сердцем.
Не сказать, чтобы Мориарти был скандальным. Он практически никогда не вмешивался в домовые разборки, предпочитая злопыхать с высоты своего шестого этажа и «многообразного жизненного опыта». Репутацию злодея Мориарти снискал скорее своей людоедской доктриной, из которой не делал тайны, и которая ненавязчиво вызывала в памяти любого слушателя образы таких исторических личностей как Гитлер, Пол Пот и император Бокасса. Согласно Мориарти, уничтожить, сровнять с землей и сжечь следовало вообще все – от мировой закулисы до лавочки во дворе. А еще Мориарти имел печальную привычку докопаться до чего-нибудь одного и нудеть, нудеть, нудеть, когда полчаса, а когда и дольше.
- Вязкость мышления, - сказал однажды медицински подкованный сосед, послушав, как Мориарти выносит мозг дворнику Пахлавону. – Развивается с возрастом. Эх, все там будем.
- Хрен тебе, не будем, - возразила Матерь Драконов. – Не вязкость у него, а сволочизм. Я его всю жизнь знаю. Он и молодой был аспид конченый.
Итак, Мориарти появился на авансцене и немедленно докопался до кота.
- Перестань орать, скотина. Не ори. Слезай, скотина. Чтоб ты охрип, гад недобитый.
Убедившись, что кот больше не одинок, а во дворе остались только «Мосводоканал» и Славик, я закрыла окно. Мой жизненный опыт, пусть и не такой многообразный, как у Мориарти, говорил, что это надолго.
Через час я вышла из подъезда и увидела, что мизансцена не изменилась: Мориарти стоял под березой и заклинал сидящего на ветвях кота нехитрым «заткнись, скотина». Скотина глядела с любопытством и время от времени коротко вякала. В опустевшем партере тосковали Славик, экскаватор «бобкэт» и один из всадников «Мосводоканала».
- А где ваши коллеги? – спросила я, имея в виду окончание работ.
- Да капец им, - угрюмо ответил всадник.
- Как это – капец? – я украдкой оглядела ковш «бобкэта». Следов крови вроде бы нет.
- Не в том смысле. В смысле, в хорошем смысле. Да блин, - отчаялся всадник. - В бытовке сидят! Потому что ну невозможно же уже!
- Же уже, - с наслаждением повторил Славик. Время «делать искусство» прошло, теперь он троллил голосового помощника в смартфоне. – ЖЕУЖЕ!!
- Мне трудно вас понять, - бесстрастно отозвался смартфон, резюмируя всю сложность подросткового бытия.
- Он уже час гундит - сказал всадник.
- Славик, заткнись, - попросила я.
– Да не он. Мужик под деревом! Нам работать, а он стоит и не уходит. Ад какой-то.
- Ад. Ад. Адищщщще, - зашипел Славик. – Блин. Батарея кирдык. А давайте этого гада какой-нибудь фигней сшибем?
Мориарти прервал заклинание, обернулся и вперил в Славика полыхающий ненавистью взор.
- Не вас, - испугался Славик. – Кота.
- Башку себе сшиби, - привычно посоветовала с клумбы Матерь Драконов. У нее, наконец, зацвели редкие махровые тюльпаны, и ни кот, ни Мориарти не могли смягчить ее мрачной радости. – Живодер малолетний.
- Орет, значит, он, а живодер, значит, я, - обиделся Славик. – А вы в курсе, что кошка может прожить без воды четыре дня? Четыре дня, а потом кирдык.
Чело Мориарти отразило мучительную работу мысли. Видимо, он прикидывал, сможет ли провести под березой те четыре дня, за которые коту гарантированно настанет кирдык. Судя по тому, как сдвинулись кустистые брови, результат размышлений ему не понравился.
- Ты, недоросль, - проскрипел Мориарти и ткнул пальцем в Славика. – Лезь на дерево.
- С хрена ли? – изумился недоросль.
- Снимай его. Он задолбал орать.
Славик подумал и решил:
- Кто его туда загнал, тот пусть и снимает.
- А кто его туда загнал? – недобро осведомился Мориарти.
- Ну мож собака какая…
Мориарти нахмурился.
- Собака? Будь прокляты эти собачники! Развели псарню, город весь засрали, гори оно синим пламенем!
- Сам гори! - рявкнула Матерь Драконов, забыв, что до появления в своей жизни брехучей пегой кудлатки скорее разделяла воззрения Мориарти относительно собак. – Дрого, ко мне!
Дрого лениво тявкнул из-под куста и не двинулся с места.
- Может, он за белкой полез, - примирительно сказала я.
- Травить этих крыс! – предсказуемо загромыхал Мориарти. – Заразу только разносят и бешенство!
- Ыыыыыауууу! – истошно подтвердил с березы кот.
- Короче, - потерял терпение «Мосводоканал». – Его надо нахрен снять, а то мы нахрен тут просто ебанемся. Это какой-то дурдом.
Славик вздохнул и двинулся к березе. Оценил толщину ствола. Поплевал на руки. Еще раз оценил. Вернулся на лавочку и демонстративно уставился в неработающий смартфон.
- Червяк толстожопый! – взъярился Мориарти. – Молодежь, называется! Да пропади ты вся страна пропадом с такой молодежью! Я щас МЧС вызову!
- МЧС вряд ли поедет снимать с дерева кота, - неосмотрительно заметила я, чем вызвала клокочущий поток проклятий и призывов немедленно разбомбить к чертям собачьим всю эту убогую планету.
Мориарти бесновался под деревом, кот утробным воем обеспечивал ему поддержку с воздуха.
И тогда «Мосводоканал» в сердцах швырнул окурок и сказал:
- Так, все. Щас я это решу. Эй, ребят, а ну подсадите!
Из бытовки опасливо высунулись две мосводоканальные головы.
- Не ссыте, - подбодрил коллег доброволец. – Тут делать нехрен.
Через несколько секунд он уже ловко карабкался вверх, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть кота, который сидел на толстой ветке и пырился своего спасителя – не сказать чтобы ласково.
- Щас он ему всю морду располосует, - философски вздохнула Матерь Драконов.
- Да, Серег, ты бы мешок, что ли, какой взял, - неуверенно посоветовал коллега. – Прикинь если у него бешенство.
- Сказал – не ссыте! – грозно велел Серега. Он уже почти добрался до кота, который, вопреки нашим худшим ожиданиям, не ломанулся вверх и не кинулся полосовать Серегину морду. – Ну иди сюда, мудила ты астраханская, не бойся.
- А почему «астраханская»? – тихо спросила я.
- Да бригадир у нас с Астрахани, - охотно ответил коллега. – Слышь, Серега, ты не ляпнись оттуда, а то нам копать еще.
- Копать им! – всклокотал Мориарти. – Кроты проклятые! Я старый человек, я ногу сломаю, вы за мной ходить будете? Довели страну, сволочи безрукие!
- «Чтоб вы сгорели», - подсказал Славик.
Серега аккуратно взял орущего кота под брюхо и начал спуск. Кот выл, но терпел. Спрыгнув на землю, Серега отодрал кота от плеча и сказал:
- А мудила-то, кажись, домашний. Гладенький такой. И людей не шугается.
«Домашний мудила», растопырив тощие лапы, покорно позволял себя разглядывать. Карнаухий, длинномордый, нескладный, с тонким хвостом и необъятным пузом, он был в своем роде уникум: нечасто род кошачий производит столь некрасивых особей.
- Мда, - оценил Славик. – Не Джастин, конечно, Бибер.
- Бибер-шмибер, - выплюнул Мориарти и принялся рыться в карманах. – Где таблетки мои от давления? Орешь как резаный, вся голова из-за тебя раскалывается!
Это был редкий случай, когда Мориарти, сам того не желая, попал в точку. Именно такое действие оказывает на меня творчество Джастина Бибера.
- Ну чо, выпускаю? – спросил Серега. – Или чо?
- А чо чо-то? – пожала плечами Матерь Драконов. Она тоже подошла ближе, чтобы взглянуть на спасенного кота.
- Ну может его ищет кто. Видно же, что не уличный.
- Да кто такую страхоту в дом возьмет? – изумилась Матерь. – Урод ведь редкий!
- На шавку свою посмотри, - с ненавистью сказал Мориарти, закинул в рот таблетку и выдрал кота из рук Сереги. – Пойдем домой, Пушок, морда ты протокольная. Тебе жрать не дают, что ты за крысой поперся? Да чего там есть, в этой крысе, кости одни и шерсть, только заразу разносят. Пойдем, Пушочек. И так все утро на этих сволочей потратили. Гореть вам в аду, да, мой хороший?
Онемев, мы смотрели вслед удаляющемуся Мориарти. Кот выглядывал из-за его плеча, и в глазах у него светилось зловещее торжество. И я подумала: ничего не кончено. Ни для меня. Ни для кота. Ни для Мориарти.