Очень многим кажется, что Пушкина Александра Сергеевича должны были все любить. И женщины и мужчины, родные, крестьяне, дворяне и, конечно, однокашники. Тут, впрочем, возникает вопрос: если поэт был всеобщий любимец, то откуда постоянные дуэли и Карамзин, отказавший Пушкину в дружбе. Нам сегодняшним, понимающим значение Пушкина, его роль в истории литературы и просто истории кажется, что люди Александра Сергеевича не любившие - просто недалекие, подлые и мелкие персонажи.
Как часто бывает наши представления о людях и событиях, которые произошли 200 лет назад несколько расходятся с реальностью. Вот фотография однокашника Пушкина по Царскосельскому лицею барона, а потом графа Модеста Андреевича Корфа.
На год старше Пушкина Корф происходил из курляндских дворян. Сложно найти человека столь противоположного Пушкину по складу характера. Невероятно дисциплинированный, систематичный, считавший высшим смыслом жизни долг и службу, Корф ненавидел беспорядок, презирал артистическую богемность, ему была чужда излишняя эмоциональность.
Лицей Модест Корф закончил с серебряной медалью, а Пушкин был третий с конца. Вот как характеризовал барона Директор Лицей Василий Малиновский
Барон Корф (Модест), 12-ти лет. С хорошими дарованиями, прилежен с успехом, любит порядок и опрятность; весьма благонравен, скромен и вежлив. В обращении столь нежен и благороден, что во все время нахождения его в Лицее ни разу не провинился; но осторожность и боязливость препятствуют ему быть совершенно открытым и свободным. Иногда немножко упрям с чувствительностью.
Надо сказать, что и Пушкин и Корф, ценя лицейское товарищество оставили о самом Лицее, как об учреждении не самые лестные воспоминания. Только по совершенно разным причинам. Пушкин называл Лицей - местом заточения, а Корф сетовал на бессистемность и поверхностность образования.
Уже после выпуска Пушкину и Корфу пришлось соседствовать в одном здании, что тоже не прибавило дружеского расположения. Известно, что Александр Сергеевич пытался вызвать Модеста Андреевича на дуэль за то, что Корф избил слугу Пушкина, но барон вызов не принял.
О своей жизни рядом с семейством Пушкина Корф писал:
Дом их был всегда наизнанку: в одной комнате богатая старинная мебель, в другой — пустые стены или соломенный стул; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, с баснословною неопрятностью; ветхие рыдваны с тощими клячами и вечный недостаток во всем, начиная от денег до последнего стакана. Когда у них обедывало человека два-три лишних, то всегда присылали к нам, по соседству, за приборами. Все это перешло и на детей. Сестра поэта Ольга в зрелом уже девстве сбежала и тайно обвенчалась, просто из романической причуды, без всяких существенных препятствий к ее союзу, с человеком гораздо моложе ее. Брат Лев — добрый малый, но тоже довольно пустой, как отец, и рассеянный и взбалмошный, как мать, в детстве воспитывался во всех возможных учебных заведениях, меняя одно на другое чуть ли не каждые две недели, чем приобрел себе тогда в Петербурге род исторической известности и, наконец, не кончив курса ни в одном, записался в какой-то армейский полк юнкером, потом перешел в статскую службу, потом опять в военную, был и на Кавказе, и помещиком, кажется — и спекулятором, а теперь не знаю где.
Кажется, из всех лицеистов и достаточно близких знакомых Пушкина, Корф был единственным, кто искренне и честно не любил поэта или не считал нужным скрывать свои чувства.
При этом сам Модест Андреевич Корф был личностью выдающейся. В 1820 году, 20-и лет от роду, Корф составил и напечатал первую книгу по русской стенографии. Входил в комиссию Сперанского по кодификации законодательства империи за последние 180 лет, где проявил себя с лучшей стороны и проделал гигантский объем работ.
Был близок к императору Николаю I, учил истории Великих князей.
Читая биографию Корфа, понимаешь, что он правда и честно от всего сердца исполнял службу и выполнял долг, каким он его понимал, ставя интересы дела выше своих.
После революционных событий в Европе в 1848 году, подал государю, Корф вместе с графом С.Г. Строгановым , записку о вредном направлении русской прессы и о необходимости чрезвычайных мер по цензуре для должной охраны государственной безопасности. Последствием этой записки явился негласный комитет для надзора за книгопечатанием, где Корф занял место члена, а в 1855 году сделался его председателем. Начав "эпоху цензурного террора", Корф ее и завершил. Новые веяния в правительственных сферах, вызванные сдачей Севастополя, заставили его представить Александру II , в 1856 году доклад с ходатайством о закрытии комитета как "не только переставшего быть полезным, но и сделавшегося вредным".
Огромное значение для истории России имела деятельность М. Корфа на посту директора Императорской Публичной библиотеки. Он принял ее в довольно захудалом виде и превратил в один из центров культурной и научной жизни.