«Я думаю, что это наследственное, - вздыхает Светлана Анатольевна, - они (врачи) всегда спрашивают, есть кто-то в родне или нет. У меня онкологии у родни много. Папа умер, бабушкины сестры, племянница от онкологии в 30 лет умерла. Лет 40-45 мне было, когда я задумалась. Ходила по врачам, никто ничего не видел. Даже когда первый раз снимки сделали там ничего не написали и не увидели, я сама настояла к маммологу пойти, потому что давно не была. Врач увидел и как заорал на меня: "Женщина, у Вас онкология 100%!". А разве я виновата? Так не прощупывается, она далеко, глубоко. Не могли прощупать ни я, ни врачи. Ничего не болело. А потом сразу - так».
Светлана Анатольевна три года назад узнала о своём диагнозе - онкология молочной железы. Проходила диспансеризацию и у неё обнаружили опухоль в груди. Сделали операцию, всё было более-менее нормально, в октябре прошлого года прошла облучение в онкоцентре. А в последнее время очень плохо стала себя чувствовать.
«Последние полтора месяца у меня рвота была на всё. Я только в рот что-нибудь, как меня обратно... И даже не ем, рвота была. Я думала, умираю, потому что не могла вообще ничего. Лежала пластом дома. Сердце больное ещё. Но этот год - тьфу, тьфу, тьфу. Хоть сердце не подводит меня. А так, по два-три раза в год лежала. Ну, раз уж мне так плохо было, я сначала думала на дому мне помогут, есть же выездная служба. Потом мне позвонила заведующая этого отделения и так строго: "Сегодня ложимся, ничего не знаю!". С 12 до 13, а время 10 часов. Мне ничего и не оставалось, как собраться и пойти».
«Ну, а сюда меня уговаривали долго и упорно, - смеясь над собой, рассказывает Светлана Анатольевна. Мне дали направление сюда из онкоцентра. Я просто закричала, что не пойду ни за что! Боялась. Одно слово - хоспис. Я знала, что здесь тяжёлые больные, смотреть на них мне будет трудно и страшно. При чем, говорят, - словно выдавая секрет шепчет Светлана Анатольевна, - сюда попасть невозможно, а меня уговаривали точно также, как и мою соседку по палате. Мы обе не хотели здесь оказаться. И она ни в какую, и я ни в какую. Ее внучка сюда привела, меня дочка. Дочке моей сказали, приезжайте и посмотрите. Мы всё Вам покажем и расскажем. Так сказать, экскурсию ей провели по хоспису. Дочь сходила, посмотрела и мне всё рассказала. Она говорит: "Мама, тут нормально всё. Нормальные палаты..."».
Светлана Анатольевна убедилась, после дочкиной «экскурсии», что здесь нормально. Она довольна соседкой, что в комнате их только двое и обе они «ходячие». Ей нравится, что ванна и туалет в палате. Удобно, не надо никуда ходить далеко. Телевизор вот только она свой принесла, потому что у них у единственных во всем хосписе телевизор не работал. Есть и холодильник, но они, как говорят, им не пользуются почти.
«Единственное, чему я тут ещё обрадовалась, что я тут уже есть начала, - добавляет Светлана Анатольевна к рассказу о своих первых впечатлениях в хосписе, - первые два дня меня рвало, потом нормально. Но хоть чуть-чуть ела, по-немножку».
Светлане Анатольевне и другим пациентам очень нравится питание в хосписе, потому что все побывали в разных больницах и насмотрелись разного. И лучше, чем в хосписе, как они сами говорят, их не кормят нигде. Четырёхразовое, небольничное питание для хосписа оплачивает Фонд Ройзмана.
«Думаю, что домой приду и опять двадцать пять. Тут-то всё время капают или уколы ставят. Полегче здесь. Дома когда была, думала, что уже не выживу. Потому что я лежала пластом, полтора месяца не ела, только пить - пила».
В этот момент в комнату забегает совсем юная сестричка и спрашивает тоненьким голоском, нужно ли кому-нибудь водички налить. Светлана Анатольевна улыбается, комментирует: «Девочки всё ходят, помогают».
Волонтёры всё рассказывают, показывают, помогают даже некоторым на мастер-классах, что проходят каждую среду хосписа. Возле подушки Светланы Анатольевны лежит куколка «Весна», мастерили ее как раз в первый день весны. На прошлой неделе делали мужичка, но руки у Светланы Анатольевны не работали. В следующий раз ангелочков будут делать. Это обереги, считает она.