Барков вышел из дверей редакционного здания с одним острым, но невыполнимым желанием – проснуться. В стороне коллега-прозаик торопливо садился в бюджетный Форд. Барков бросился к нему, лихорадочно вспоминая имя. Но тот безжалостно хлопнул водительской дверью и с болезненным ревом сорвался с места.
Барков огляделся – все вокруг было оглушительно обычно. Прохожие сосредоточенно торопились изчезнуть из окоема, наперегонки неслись по проезжей части машины, набитые теми же прохожими и товарами их потребления. Светло-серая блеклость застывшего во времени дня безоговорочно предвещала мировую катастрофу – так же, как и последние пять тысяч лет. Петр на секунду мысленно вернулся в кабинет издателя и тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он попытался сделать из увиденного какой-либо вывод и не смог.
Впрочем, было ясно, что дела у Гиммлера обстояли неважно. Развивать это наблюдение не хотелось – слишком неприятными были бы эти рассуждения непосредственно для Баркова. Барков зажмурился, невероятным волевым усилием пытаясь отодвинуть время на полтора часа назад, когда он еще был успешным литератором, без пяти минут призером литературного конкурса «Гоголь-Моголь». И этого он сделать тоже не смог.
Дверь редакционного здания распахнулась – Гиммлера аккуратно вынесли на руках амбалы, за ними переваливаясь и обливаясь потом недовольно вывалился толстяк. Что удивительно, под мышкой у него до сих пор торчал роман Баркова — Петя снова инстинктивно приосанился.
Заметив Баркова, Гиммлер задергался на руках у бандитов и снова застонал, как роженица. Громилы вопросительно посмотрели на толстяка, тот брезгливо дернул рукой. Амбал резким движением сорвал скотч со рта Гиммлера. Гиммлера перекосило от боли, и с перекошенным лицом он выкрикнул фразу, от которой Баркову стало зябко. Выгнувшись в сторону Петра Алексеевича Гиммлер проорал: «Это он!»
Толстяк и его подручные секунду внимательно смотрели на Баркова, осмысливая информацию. Эту секунду Барков целиком использовал для переживания прозрачного ледяного ужаса.
Толстяк перевернул книгу, посмотрел на фотографию Баркова на задней обложке, перевел приятно удивленный взгляд на Петра Алексеевича и еле заметно кивнул. Бандиты в то же мгновение отпустили Гимлера – издатель с коротким криком рухнул на асфальт (Барков довольно улыбнулся дальним краем сознания) – и бросились к Баркову.
Продолжение следует.