Ты моя ласковая киска, ты моя сладкая п....
Мне показалось, что я ослышалась.
Я сидела неподалеку от песочницы, где играла моя внучка. Малышка лепила куличики, не обращая ни на кого внимания.
А немного в стороне у качелей стояла девочка лет пяти, которая пыталась завернуть куклу в пеленку. Именно с ней она и разговаривала.
Я прислушалась.
-Ты моя сладкая малышка, ты моя сучка, ну-ка повернись на бочок, я тебя приласкаю, я тебе сделаю тепло и сладко, только слушайся меня. Раздвинь ножки.
Потом она выдала такое, что мне, как бабушке, стало не по себе.
Я окликнула девочку.
-Иди, малышка, ко мне. Я помогу тебе завернуть куклу.
Девочка покорно подошла.
-Ты почему одна? Как тебя зовут?
Я Варя, я маму жду.
Она приехала в гости к знакомому. Я обычно ее жду в доме, но сегодня тепло, она отправила меня на улицу. В доме тесно и негде играть. И игрушек там нет. Пока знакомый маму любит, так мама говорит, я играю с телефоном.
А этот знакомый кто?
Дядя Ахмед, он маме денег дает, поэтому мы сюда приезжаем.
Часто приезжаете? Я тебя здесь раньше не видела.
Нет, не часто.
И холодно было. Я в доме ждала.
Он тебя не обижает?
Нет, он добрый. Он маму любит. Куклу вот мне купил.
Я познакомила Варю с внучкой и они вместе стали лепить пирожки, беседуя о чем-то своем.
Где-то через час из дома вышла крашеная блондинка лет 30.
Варя, пошли!
Я обратилась к ней: "Вы не боитесь оставлять ребенка одного? Ведь девочка здесь уже давно?"
Женщина недоброжелательно посмотрела на меня.
-Она привыкла. Ничего с ней не сделается. Не с кем мне ее оставлять. Одна ращу.
Я выросла и она вырастет.
Они ушли, а я долго думала о малышке. О том, что ей приходится видеть то, что совсем не нужно ребенку. Что ее понятие о любви будет сильно деформировано.
А Ахмеда я вспомнила. Он живет в нашем подъезе. Точнее снимает квартиру. И там ночует не только он. Вежливый мужчина лет 40. Приехал на заработки. Всегда здоровается. И жена у него, наверняка, есть и дети. Осуждать его или маму Вари, тем более, как я поняла, он платит ей за любовь, у меня нет никакого права.
Но очень жаль ребенка, который ни в чем не виноват.
Точнее виноват лишь в том, что родился.
Его детство, увы, не назовешь счастливым.