Хотя всё ещё было не вполне готово, Лёша собрался вечером сделать в чате объявление. Текст объявления он как раз уже написал — хотя это и было сложнее даже, чем стихотворение. И исправлял всё время, и так крутил, и эдак, и длинно, и коротко. С десяток вариантов перебрал, но всё равно сомневался — хорошо ли написано. Он было сделал превосходный вариант, очень хороший, но потом сообразил — ведь нужно же, чтобы в чате естественно смотрелось. Чтобы словно бы он вот прямо сейчас между делом это написал.
Тут я, знаете, понимаю Лёшу. У меня так тоже случается — два дня придумываю какие-нибудь маленькое письмо. Даже не письмо, а письмецо, сообщеньице, приглашеньице. Но при этом очень имею в виду, что адресат его как лёгкую реплику прочтёт. Будто бы мне между прочим идея в голову пришла, а я тут же первыми попавшимися словами о ней написал. А бывает в обратном смысле: напишешь так легонько что-нибудь, а читатель затем говорит: видна выстраданность. Соглашаешься, конечно.
Так и у Лёшки. Он задумал прочитать любимым друзьям своё стихотворение. Это самое стихотворение довольно легко ему написалось, только одно место в нём оставалось незаполненным. Лёшка придумал так:
Если бу-бу-бу-бу бу-бу-бу-бу
Бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-биб —
Это называется не «умер».
Это называется «погиб».
И ещё много строф в таком же духе, причём все выходили складные. Одна эта Лёшку и затрудняла. Однако ж он решил объявить о чтении. Поначалу даже как только решил — сразу и написал что-то такое, но разом стёр, не отправив. С наскоку-то вообще не то вышло, что нужно.
Коля приметил, разумеется. Сразу спросил, что там такое было стёртое. Писал-писал, а не отправил. Ну Лёшка чем-то отговорился, а сам уже думал да редактировал. Отец часто объяснял ему, что важно не только сделать, важно ещё подать. Создать, так сказать, у общественности правильное восприятие и мнение. Создашь неправильное мнение — и всё, пиши пропало. Как бы хорошо ни было сделано — никто даже смотреть не станет. И лёгкость важна, лёгкость — словно ты буквально только что самым естественным манером всё придумал.
И ведь не только важно, что ты скажешь и как, а ещё важно, когда! Это тоже отец объяснял, а Лёшка очень легко на своё перенёс. Если объявить, скажем, когда Коля и Саша в «Горных богов» рубятся и все за схваткой наблюдают — будешь как дурак, никто не заметит. Или, скажем, если фильм будут новый обсуждать. А вот бывают моменты, когда все вроде бы и онлайн, но как-то ничего не обсуждают. Тогда любая тема подхватывается, тогда сразу и расспросят — что это такое Лёшка объявляет, почему да как. И тут интрига придётся к месту.
Об интриге тоже — вопрос. Если прямо сказать, то интереса будет меньше. Да и страшно прямо говорить, что стихотворение собственное прочтёт. Если просто ничего не объяснить, то интересу особенного не будет, да и каждый надумает чёрт знает что — потом получится, что не того ждали. К папе бы пойти со всем этим, да папа уходит утром, приходит ночью. Только на выходных к папе идти, а до выходных эвона — пять дней, потому что на дворе понедельник.
И манера эта тоже дурацкая — Лёшка любил во всяком тексте все знаки препинания расставить. Аккуратно, чтобы всё по правилам. Но в чате над ним за это смеялись — не зло, конечно, но вместе с тем всерьёз. Пришлось привыкнуть писать как все. Без больших букв и без точек — это обязательно, но и прочие знаки препинания чувствовали себя в чате неуютно. Выразительность страдала, разумеется.
Наконец придумал сообщение. Получилось очень просто в конце концов. Но Лёшка был доволен — и ничего лишнего, и вроде понятно, и вместе с нем интригует. Постарался, чтобы казалось, что прямо сейчас написано. Порадовался, что как раз недавно перенял у Димы манеру писать «ммм», когда нужно вроде бы задумчивость передать. Ему сейчас это «ммм» очень кстати пришлось, а не привыкни друзья заранее, не смог бы вставить. В одном месте Лёшка оставил специально место для вопроса — рассчитывал, что кто-нибудь спросит нужное, а он уж как бы ответит. Ну а если не спросят — тогда просто напишет всё до конца сам и всё.
Вечером как раз нужный момент поймался — все шестеро в сети, но ничего особенного не обсуждают. Перекидываются фразами, смайликами. И вот Лёшка внутренне подобрался и стал по строчкам печатать. Это он тоже продумал, что надо печатать, а не копировать — Коля или Саша могли и заметить, что реплики не так появляются, как если бы их набирали честно. Ну или часто слишком, или редко. Вряд ли, конечно, Лёша и сам понимал, что вряд ли. Но на всякий случай все из окошка в окошко перепечатывал.
Вот как написал.
[Masafousa] ребята
[Masafousa] я что подумал
[Masafousa] я тут написал кое-что
[Masafousa] ммм
[Masafousa] творчество
[Masafousa] вот
[Masafousa] хочу вас прочитать
[Masafousa] * вам
[Masafousa] узнать ваше мнение
[Masafousa] критику)
[Masafousa] думаю завтра вечером
[Masafousa] в восемь ок?
И стал ждать. Тут ему как раз вопрос должны были задать. И Коля спросил прямо как нужно.
[KBS] всмысле
[KBS] ?
Лёше этого как раз было нужно — получилось, что он не просто сам с собою разговаривает, а что выходит обсуждение.
[Masafousa] ну прочитать)
[Masafousa] как на литре типа
[Masafousa] тока не пушкина
[Masafousa] а что я сам написал
[Masafousa] голосом я имею в виду
[Masafousa] сделаю видеоконфу
Тут он опасался, что кто-то зацепится за Пушкина. Он этого Пушкина очень долго обдумывал — тут разом и оттенок иронического отношения, и оттенок серьёзного отношения, и, наконец, намёк на стихи. Очень много чего должен был сказать в этом месте Пушкин. Ему не привыкать, впрочем.
Так вот кто-то мог и прямо спросить — что, мол, стихи? Лёша собирался на такое ответить скобочками просто — улыбнуться загадочно. Но за вопрос могли и уцепиться. Однако не уцепились — стали обсуждать, что в последнее время видеосвязь работает плохо. Что-то там такое в городском интернете разладилось, что просто так не запустишь — нужно настройки изменять и вообще раз на раз не приходится.
Но кончили тем, что договорились Лёшу слушать. Это главное было — все оказались прямо аккурат как нужно заинтригованы и заинтересованы. В конце концов, все пятеро Лёшу любили: и Дима, и Саша, и Боря, и другая Саша, и Света. Света так вообще обрадовалась и сказала, что будет очень ждать. И что другие мальчики не молодцы, и ничего кроме надоевших «Горных богов» знать не хотят, а Лёша молодец. Это была неправда — очень даже много разного все ребята знали. Но Света — она такая. У неё вечно «ты всегда», да «ты никогда». Хотя на самом деле всё «иногда» по больше части.
Дальше Лёшка стал готовиться. Первым делом — продумывать интонации. Вообще-то говоря, читать стихи с интонацией не полагается. Стихи полагается читать ровно, чтобы не отвлекать читателя своим дилентантским актёрством. Лёша этот принцип сразу же отмёл. Он собрался читать объёмно и выразительно. С пару месяцев назад он ходил с мамой на поэтический вечер — симпатичный седой дядька с хвостом читал своё. Если по совести, то Лёша думал, что будет скучно. Но дядька глядел как-то так застенчиво и как-то так читал, что хотелось слушать и слушать. А как только чуть-чуть — самую малость — проклюнулась в Лёше усталость, дядька сразу сказал: ну, пожалуй, и хватит. И застенчиво улыбнулся. Так вот, Лёше запомнилось одно. Дядька читает, и у него в стихотворении этажи — один за одним. Прямо так вот: этажи, этажи, этажи. Это в одном месте. А в другом — по-другому. Тоже один за одним, но вот так:
этажи
этажи
этажи.
А он читает, и как ему прочитать? А вот он взял, рукой показал — как там в стихотворении этажи. Раз, два, три — рядом. Раз, два, три — один под другим. Лёша мне потом так это и рассказывал — как дядька показал, а он сразу же понял.
Я потом сам к тому дядьке ходил на его вечер, чтобы понять, какое такое у него волшебство. И знаете, свидетельствую — он рукой показывает, и ты сразу понимаешь, как оно там у него в стихотворении. И ты радуешься, что понял.
Словом, Лёша готовился. Оставалось уже меньше суток — времени мало, потому что лечь спать, в школу сходить, а там уж и всё, вечер. И вдруг он ужасную вещь то ли понял, то ли вспомнил. Ведь он забыл дописать стихотворение! Проклятое бу-бу-бу так и осталось вместо двух строчек. И ведь так просто его не вымостишь словами — можете прямо сейчас попробовать, пусть даже и без понимания всего смысла стихотворения.
Всё оказалось готово — и друзья готовы слушать, и интонации готовы, и всё готово полностью — не готово только само стихотворение. До полуночи Лёша возился с проклятым бу-бу-бу. Компьютер и телефон выключил. Мама иногда заглядывала — тогда отговаривался тем, что делает уроки. Но в самом начале первого часа раздался шорох в дверном замке. Мама прошелестела рубашкой по коридору и из прихожей раздалось привычное ласковое шуршание с отзвуками голосов. Тут уж выход один — оставалось оставить строки до утра и перебираться в постель. Отец заглянул через полминуты — он всегда заглядывал и говорил: «Угу».
Наутро недостающие строки были готовы — Лёша просто их словно бы обнаружил у себя в голове. И они не приснились — снилась какая-то белиберда. Просто к утру они оказались сочинены, словно бы явился премудрый помощник и выручил непутёвого поэта. Выходило, что всё готово к вечернему чтению. День миновал не сказать, что незаметно, но, конечно мимо — ни о чём окружающем Лёша не думал, а думал только о выступлении. Так-то это всегда смешно кажется — ведь ерунда же. Но это только если смотреть со стороны, а лучше вовсе из будущего. А когда оно близко и в настоящем — то очень бывает, что вроде и незначительное дело, а всё собой заполонило.
Никакими школьными делами Лёша в тот день не занимался — плюнул даже на контрольную по алгебре, запланированную назавтра. Контрольная была скверная, с формулами, однако учить ничего Лёша не стал, да и не мог.
Он упражнялся у зеркала, пока не понял всех недостатков таких упражнений. Первое — в зеркале всё перевернуто. Чёрт его знает, важно ли это, когда читаешь стихи, но лучше бы видеть себя в прямом виде. Второе — зеркало в коридоре, а значит, перед ним не поговоришь в голос. Выходит, что репетиция не приближенная к действительности. Наконец, третье — зеркало от потолка до пола, а потому человеческий рост целиком показывает. Тогда как камера на компьютере выхватывает лицо, и на лице будут сосредоточены друзья-зрители. Или друзья-слушатели, как посмотреть. Словом, Лёша перешёл к компьютеру.
Увидеть себя без зеркального переворота помог технический режим проверки камеры. Правда, он работал только тридцать секунд, а затем вместо картинки на экране появлялись пять звёздочек — система предлагала оценить качество. Пришлось упражняться полуминутными урывками, но зато закрывшись в комнате можно было произносить текст в голос.
Прочитав стихотворение трижды, Лёша подумал, что лучше бы проверить и звук. Так случилось, что собственный голос он впервые слышал пропущенным через микрофон и наушники. Как часто бывает в таких случаях, Лёша испытал шок — ведь и техника врёт, и собственный череп нас немножко обманывает. Я сам когда себя слышу в записи или в трансляции — тоже всякий раз расстраиваюсь. А то ведь я, а здесь Лёша — человек и вообще, как мы видим, поэтичный, и настроенный как раз теперь особенно чувствительно. Очень я его понимаю, когда об этой истории думаю.
Однако за полчаса до начала он простил себе скверный голос и научился вроде бы говорить так, чтобы звучало не слишком унизительно. Выходило, что всё готово для чтения.
Все уже были в сети. Лёша, хоть и доверял друзьям, беспокоился — вдруг забудут, о чём договаривались? Станут играть, например, по привычке или кто-нибудь вдруг занят будет. Но Коля даже напомнил заранее.
[KBS] чат
[KBS] у нас седня литературный вечер)
[KBS] алеша
[KBS] ты готов?
И оказалось, что все помнят и даже ждут. Саша только написал, что дописывает шпаргалку для завтрашней алгебры, но с началом чтения всё отложит. Лёша сам на минутку вспомнил про алгебру и тут же забыл.
До оговоренного времени начала оставалось ещё двадцать минут, и получилось неуклюже — вроде и не начнёшь раньше, а вроде все уже собрались и ждут. Заговорили о чём-то — Лёша в беседе участия не принимал и опасался, что слишком уж увлекутся. И в самом деле — увлеклись. В восемь часов ничего не произошло. Только в пять минут девятого Коля написал:
[KBS] так ну так че
[KBS] где чтение то?)
[KBS] литература, куку
И Лёша захлопотал. Он сообразил тут, что не подготовил заранее общую видеоконференцию на всех. Можно ведь было это сделать хоть в те самые двадцать минут, пока восьми ждали. Пообещав в чат, что уже вот-вот всё будет, он принялся щёлкать по кнопкам. Наконец его физиономия появилась на экранах у всех пятерых. «Раз-раз», — сказал он в микрофон. «Лаги, — сказал Саша, — тормозит. Настраивать надо».
И написал в чат тоже:
[xenos] лаги
Лёша не понял.
— У меня показывает нормально, и вроде слышно
— У тбя понтно что но, — ответил Саша, — а у др врш показывает и не слыхера. Лядь, вы ж тоже не сл.
[xenos] лаги говорю
[xenos] не слышно
[xenos] слышно но херня
[xenos] получается
[xenos] настройки надо крутить
Тут же все отписались, что да — не слышно. То есть слышно, но урывками, и видео всё время замирает. Смотреть, считай, невозможно. И все говорили про настройки. Приготовившийся уже к чтению Лёша потерялся. Он спросил, какие именно настройки крутить, но оказалось, что разные — зависит много отчего, да и вообще лаги дело такое, то они есть, то нет, настраивать нужно. Саша и Коля принялись наперебой давать советы, и Лёша было даже начал крутить какие-то ползунки. Но лучше не становилось. Азартные ребята принялись настраивать что-то такое у себя.
Коля и Саша общались в чате уже друг с другом, обсуждая разрешение, качество и канал. Девочки молча ждали. Боря поначалу тоже не писал ничего, а потом пожаловался, что время к девяти, а перед контрольной нужно выспаться. Время действительно приближалось к десятому часу, но кто же так рано ложится? «Ща», — пообещал ему Коля. Вот так:
[KBS] ща
И действительно — вдруг в наушниках раздался его голос.
— Во, у меня работает, — сообщил он.
[xenos] у меня не вышло
[xenos] молодец))
[xenos] как делал-то?
[xenos] премия «мистер прямые руки» сегодня уходит николаю
[xenos] и видно
[xenos] всё отлично
Видно и слышно было в самом деле отлично. Коля сидел на полу и улыбался. Девочки в чате тоже поулыбались скобочками его техническому успеху, а Боря стал торопить.
[xenos] ну давай николай
[xenos] тогда ты что-нить расскажи
[xenos] или прочитай
[xenos] раз мы тебя видим
[xenos] раз у тебя самые прямые ручки седня))
— Ну а что, я не знаю, что, — Коля говорил вслух, и его было слышно, а остальные писали в чат.
[xenos] ну че-нить
[xenos] давай. а то бориска спать рвётся)
Коля начал что-то говорить, но Лёша уже снял наушники.
Ему показалось на мгновение, что он сейчас задохнётся — шея сжалась и напряглась. Но это прошло быстро — он сполз со стула на пол и расплакался. Нужно было плакать тихо — ведь не расскажешь же и не объяснишь всего маме. Он поднял глаза и посмотрел в чат. Друзья общались, спрашивали о чём-то Колю, а тот отвечал — из лежащих на столе наушников слышались отзвуки голоса.
Впервые в жизни обида стала для Лёши не эмоцией, а переживанием совершенно телесным — он давился им и не мог подняться с пола.
И он ясно понимал, что никто не виноват перед ним сейчас — и друзья его по-прежнему дружат с ним и общаются и даже не знают, не догадываются, что сейчас он не слушает Колю вместе с ними. А если выйти, если сказать, если крикнуть им, если, в конце концов, обвинить? Выйдет смех, да и только.
Лёше показалось, что он обижен дважды. По-первых, самой несправедливостью, которую он ясно чувствовал — верно, всякое живое существо может такое чувствовать. А во-вторых, тем, что никто не виноват. Но если никто не виноват, то кто же сделал так плохо? Ведь плохо же.
Лёша отполз на середину комнаты. Глупо конечно так вот — сидеть на полу. Но было всё равно. Он застрял и вдруг понял, что нет выхода: если так вот бывает плохо, а вместе с тем никто не виноват. Дело же не в технике, хотя надо было проверить. И ребята же просто… да вообще ничего ребята. Просто так сложилось. Но возможно ли обижаться, если обижаться не на кого? Вот Лёша и задыхался. Он глядел на листок со строчками и понимал, что написанное решительно ничего не стоит — в отличие от алгебраических формул в завтрашней контрольной.
Он услышал не сразу. Включено было тихо, потому что десятый час — это уже вечер. Лёша хорошо знал этот кусочек — мама часто ставила именно его. Самое чудесное, что можно услышать — так она говорила. Лёша не очень понимал. Мама как-то раз перевела ему слова арии, поэтому он знал, о чём поёт звучный голос. Мрачный немецкий король (или какой-то ещё царь — Лёша не разобрался) зовёт бога или демона, чтобы тот зажёг огонь. То ли надо кого-то похоронить, то ли напротив — породить. Loge hör'! Голос у мрачного короля был не чета Лёшиному, поэтому бог или демон всякий раз исправно являлся. Loge! Hieher! И вот огонь начинает разгораться.
А Лёша вдруг увидел его — не в том смысле, что бог поджёг квартиру, нет. Просто он слушал и видел первые язычки пламени, танцующие вокруг чего-то или кого-то. Обида не сказать, что прошла, но словно бы стала чуть-чуть даже не поменьше, а скорее — подальше. Он вытер глаза, поднялся с полу и подошёл к двери комнаты. Пламя разгоралось — и пламени приказывали разгораться ещё пуще. И вот это уже не просто язычки, это уже даже не просто костёр, а это…
Когда Лёша вошёл, мама сразу обернулась, поманила его к себе. Король уже не пел — остался один только огонь. Скрипки, валторны, трубы и виолончели пели пламя. Мамины волосы пахли бородинским хлебом. Он закрыл глаза и увидел летающих в пламени птиц. Листок со стихотворением вначале немножко покрутился внизу, а потом взлетел кверху и закружился вместе со стаей. Лёша протянул к огню руку.
— Тебе понравилось? — спросил он.
— Да, — ответил оркестр.
— Значит, я хорошо написал?
Музыка стала затихать. Она словно одновременно игралась цветными огоньками и стекала с горы сотней ручейков. Язычки пламени спускались всё ниже и ниже, а птицы одна за одной разлетались в темноту.
— У меня не получилось написать стихотворение, — положительно сказал Лёша.
Оркестр улыбнулся, погладил его по голове и замолчал.
Лёша открыл глаза. Мама глядела в окно и перебирала его кудри.
— Я не готов к контрольной по математике, — рассказал он.
— Бывает, — сказала мама, — перепишешь потом.
И он побежал к друзьям.