Отношения с у нас с Богом правда интимные, поэтому прошу отнестись с пониманием важности момента и не переносить все нижесказанное на отношения с Богом вашим: все же это дело личное и индивидуальное.
Нас познакомила моя бабушка. Мне было тогда не помню сколько, но точно меньше 10. Бабушка рассказала мне про Бога, про пикантные подробности его жизни, вручила крестик и объяснила, что это «канал связи»: если крестик на мне, то Бог меня оберегает, считая своим. Я охотно поверил, тем более что к сказкам я всегда был неравнодушен. Мне понравилась идея о том, что есть на свете самый могущественный волшебник, который существует взаправду и к которому напрямую можно обратиться за помощью. А помощь мне тогда правда была нужна: с одноклассниками не все клеилось, да и другие вопросы возникали. Бабушка мне показала текст молитвы, которую можно прочитать если совсем худо. Да и просто утром и перед сном полезно ее повторять, на всякий случай (и перекреститься). Я молитву выучил и исправно повторял. Сначала было стрёмно и боязно. Особенно я боялся осуждения родителей, потому что бабушка сказала «Только маме не говори, что это я тебе крестик дала». Но крестик на шее не утаишь, поэтому маме с папой рассказать пришлось. И бабушку заложить тоже. Однако все прошло тише ожидаемого: мама нахмурила брови, но потом решила «ай, пусть носит, ничего страшного». Ну, а там церковь и прочая религия снова вернулись в моду, и носить крестик даже стало престижно. Так и зажили.
Я рос, менялся. Однако молитву повторял исправно. Наверное, попы не молились так истово, как я. И так усердно я молился, что с каждым разом успокоение приходило ко мне все быстрее. Если бы я тогда обладал моими нынешними знаниями, то я бы сказал, что я хорошо усвоил молитву как аффирмацию. Поскольку после молитвы я всегда сильно расслаблялся и успокаивался (потому что Бог меня услышал, и теперь наверняка оберегает, взяв невзгоды под свой контроль), то это расслабленное состояние стало приходить все быстрее: прямо в самом начале, как только я начинал читать молитву. Забегая вперед, скажу: сейчас я уже не использую эту молитву как основной способ расслабления и успокоения, но если вдруг начинаю внутренне читать – якоря срабатывают надежно, и расслабление накрывает как раньше. Хорошо, что есть у меня такой способ. Надежный, как исправный тумблер.
Так вот, время шло. Церковным человеком я не стал (мне за глаза хватало одной молитвы и эпизодических бесед с богом тет-а-тет), но религией интересовался. И я стал интересоваться разными религиями: кто кого считает Богом, как ихнего Бога зовут, что этот Бог делает и что нужно, чтобы быть с ним в хороших отношениях. И когда я спросил Бога «А почему всё у всех так различается в учения про тебя?» он мне как-то откровенно так и искренне прошептал: «А это все не про меня. Это люди просто играют в испорченный телефон, и пока история дойдет от первого до десятого, там уже столько сказочных подробностей, что уже и не разберешь. А если еще учесть, что книги эти священные писали сами люди, записывая рассказы друг друга, то я бы тебе вообще не советовал их всерьез воспринимать. Ну, ты же сказки любил в детстве, да? И сейчас, поди, любишь. Вот как к сказкам к ним и относись. А если хочешь узнать про меня – так спрашивай меня напрямую, и я тебе отвечу». И я стал спрашивать:
— А как я узнаю, что это ты мне отвечаешь?
— А если на душе хорошо и жизнь налаживается – значит, это я тебе отвечаю, а ты, значит, слушаешь. Если же становится все хуже – то это ты какую-то отсебятину несешь вредную: лучше послушай меня и делай по-мудрому.
— А ты есть? И кто ты? Неужто правда дед на небе с облачной бородой?
— Ну, конечно, нет. Делать мне что ли больше нечего, кроме как дедом прикидываться. Это ты меня воспринимаешь как «личность», потому что тебе, человеку, так легче обращаться ко мне и общаться со мной. Но я не какой-то там дед. Я – это все вокруг!
— А тебя можно увидеть?
— Конечно. Оглянись, и ты увидишь. Видишь дерево? – Это я. Видишь бабушку с авосками? – Это тоже я. И вон тот кот, облизывающий свою лапу – это тоже я. И облака на небе – это я…
— Понял, понял, можешь не продолжать. А тебя можно оскорбить?
— Это как?
— Ну, сказать, что ты не настоящий, и этим оскорбить? Или взять святыню – и, сломав ее, оскорбить?
— Ну, во-первых, святыни – это не для меня святыни, и для людей. Я предметы в своем мире не выделяю: все ценно, все часть вселенной. А вот людей, которые какой-то предмет сделали своей святыней, оскорбить можно, да. Только ко мне это не имеет отношения.
— А есть такие, кто гарантированно попадет в рай? Например, священнослужители там, или святые люди, ведущие праведный образ жизни?
— Во-первых, рай – это как «святыня»: это придумали люди. Во вселенной есть один рай: тот, который создает себе человек сам. С адом то же самое. Пекла нет, райских кущ нет. Все делаешь ты. Я ведь создал тебя творцом, вот ты и творишь свой рай/ад себе внутри и снаружи. Так что ко мне – без претензий. Я не глупый управленец, я сразу дал тебе весь необходимый инструментарий, поэтому звать меня и умолять «помоги» – бессмысленно. У тебя все есть, сам все и делай.
— А как же молитва? Я помню, что я читал молитву, и ты мне помогал.
— Это ты сам себе помогал. Просто ты, читая молитву, сам себе разрешил себе же помочь. Когда ты читаешь молитву, не Бог приходит к тебе. Читая молитву, ты настраиваешь себя на Бога. Как только настроил резонанс – сразу стало хорошо.
— А что такое «резонанс с Богом»? И как понять, что он есть?
— А вот когда тебе хорошо – тогда и есть резонанс. А если еще и людям вокруг тебя становится хорошо – значит, резонанс сильный.
….
В какой-то момент слова стали трудноразличимы, потому что, прочувствовав вдруг всем телом и душой картинку «Бог везде и во всем», я вдруг понял, что разговариваю с самим собой, и через себя – с Богом, потому что я часть Бога и есть. И разговор стал течь иначе: быстрее, образами, ощущениями, так что в виде диалога это записать уже трудно.
А вот дышится – легко. Ну, а как иначе может дышаться, если ты чувствуешь, что каждый раз вдыхаешь Бога.