Хотя и был конец ноября, а погода стояла декабрьская: потрескивали от мороза пеньки, коченели руки и ноги, снег хлестал в лицо и густой сеткой заволакивал лесные просеки и тропы.
А Корж радовался:
— И природа нам помогает. Теперь дудки они найдут наши следы.
Ночевали в лесном урочище Волчье, без огня и приварка, согревали друг друга, прижимаясь спиной к спине.
На рассвете командир снова торил тропу, заставляя идти след в след. Ночевали в стогах, под густыми лапами елок, последними крохами делились друг с другом, сосали свисавшие с елок льдинки. По карте Василий Захарович определил, что к вечеру доберутся до деревни Нижин на правом берегу Орессы.
Было известно, что там нет ни немцев, ни полицаев, а население охотно помогает партизанам. Но у командира появилась новая забота. Изголодавшиеся ребята могут жадно наброситься на еду и вызвать у некоторых насмешки: «Что это, мол, за партизаны, что себя прокормить не могут».
— Сумейте приглушить голод. Ничего не просите и не требуйте. Люди наши добрые и щедрые, последним поделятся. Ведите себя как подобает настоящим защитникам Родины.
— Понятно, товарищ командир. Не подведем.
Корж смотрел на усталых, исхудавших, с голодным блеском глаз партизан, и комок жалости подступал к горлу. Каждый прошел через его сердце, он знал подвиги и слабости любого и верил — не подведет. А их уже 113, и у каждого свой характер, судьба, привычки. Одни пришли по велению души и долга, других пришлось спасать из липкой паутины вражеской пропаганды и насилия.
В Нижин вошли вечером. Длинная деревня растянулась вдоль речной кручи. В избах мигали слабые огоньки, скрипели у колодцев журавли, блеяли овцы, на дворах и в сараях звенели упругие струйки молока с донца подойников. Казалось, деревня живет спокойной мирной жизнью. Кто-то в такт шагам продекламировал:
А на рэчцы на Арэсе сталася прыгода:
дзе настул на балота з поуначы, з усхода.
— Вот мы и на реке Орессе, воспетой Янкой Купалой. Та самая Оресса. О ней ребята в школе писали сочинения, может быть, кто-то и двойки хватал,— заметил Корж.
— Не думаю,— возразил Стешиц,— поэму почти каждый наизусть знает. Даже теперь помнят.
Нижинцы радушно встречали гостей. Слава о комаровцах докатилась и сюда. Говорили об их необычайной смелости, о честности и справедливости. Распахивались двери изб, хозяйки торопливо ставили в печь большие чугуны бульбы, угощали партизан молоком.
— Пейте, хлопчики, сыродойчик,— предлагала хозяйка, ставя на стол крынку парного молока.— Не стесняйтесь! Что-то вы больно отощали. Нелегко, видно, по лесам скитаться. Что б эти гады до скончания века с нищенскими торбами скитались!
— Вы, хозяюшка, чересчур милостивы к ним,— возразил рассудительный Иван Жевнов и взглянул на икону в углу,— даже в священном писании сказано: «Кто с мечом придет, тот от меча и погибнет».
— А мы того писания не читали,— улыбнулась женщина, сдвинула со лба черный старушечий платок, и открылось молодое красивое лицо.— Это мы святого повесили для спасения. А то налетят эти ироды с черепами на шапках, раз иконы нет, «Коммунисты»,— кричат, нагайками порют и терзают, как бешеные собаки. И молодицы все в селе в старушечьи платки да кофты обрядились, мукой волосы посыпают, будто седые. Спасибо партизанам — нас в обиду не дают. Здесь они, рядышком, в Борикове.
Утром штаб отряда разместился в здании бывшей мелиоративной станции, и командир отправил в село своего представителя для связи с соседним отрядом. Партизаны брились, мылись, отдыхали после трудного перехода. Сразу помолодели, порозовели, заулыбались, шутили и разыгрывали друг друга, помогали хозяевам напилить дров, натаскать воды и делали привычную работу с особым смаком.
Понравилась статья? Подпишись на канал!