«Я люблю тебя. Каждая девушка живет только ради этих слов. Все остальные слова не имеют для нее особого значения».
«Я все для тебя сделаю, милый. Хочешь, я весь мир подмету? Чтобы ты не дышал пылью».
«Если хочешь, я не буду смеяться, раз у меня противный смех. Если хочешь, я всегда буду ходить голая. Если хочешь, я буду жить на кухне и не высовываться. Если хочешь, я буду говорить только два слова — “да” и “сию минуту”. А все остальные слова я забуду — мне они не нужны, раз я теперь твоя девушка».
Это реплики Вари и Кати, соседок по съемной квартире где-то на улице Машиностроителей — героинь пьесы современного драматурга Ирины Васьковской «Девушки в любви», которую в Новокузнецком драматическом театре молодой режиссер Сергей Чехов выпустил под названием «Мой мужик на севере» и которая в марте 2017 года была показана в программе «Маска Плюс» Золотой Маски. Очевидно, что касаются они не только их. Без мужчины девушкам здесь (конкретный город не важен, но очевидно, что в самом Новокузнецке разговоры звучат «роднее», чем в центре Москвы) в принципе быть нельзя. Хотя бы воображаемого.
У Кати (Полина Зуева) есть гражданский муж Коля (Андрей Ковзель), не предлагающий ей расписаться, спящий с другими, но «не мужик, а возлюбленный». Варя (Екатерина Санникова) твердит, что к ней скоро вернется ее Митя (Александр Коробов), заколачивающий деньги на севере для их счастливой семейной жизни, «приедет — и вам задаст». Роман с Митей проходил по пьесе три года назад, и ремарки в тексте подчеркивают временные сдвиги, но в спектакле одинаковый расстрельный звук хлопушки раздается после каждой сцены, каждого из тридцати трех «киносонетов», на которые поделил Сергей Чехов пьесу. Варя остается в своем черном коротком платье с их знакомства – до конца. Понять, перемещаемся ли мы между настоящим Вари и ее прошлым, смотрим за ее воспоминаниями или это все — только фантазии застрявшей в одиночестве героини, решительно нельзя.
Быт, реальная жизнь здесь сами — как сон, вязкой морок, из которого не выбраться. Насилие, измены, расставания не вызывают у девушек желания что-либо изменить. В какой-то момент Варя приведет с собой забулдыгу Владика — чтобы был. В спектакле Владика будут играть на пару Коля и Митя. В сущности, какая разница? Реальность это или наваждение — не разобрать, и, может, лучше и не знать. Приходящий ночью в Варину комнату, явно не в первый раз, Коля — принимаем здесь по согласию или из силы и от безысходности? Ее отказ быть с ним — прозвучал вслух или был только помыслен? Поцелуй между Катей и Варей — давно скрываемое влечение или отчаянный шаг в поиске хоть какого-то чувства?
Спектакль перенасыщен звуком, движением, световыми вспышками, киноаллюзиями. Дом полон молодой энергии. Но всей этой энергии как будто бы некуда деться, не на что растратиться. Здесь только пьют, танцуют, поют, бьются в истерике. Тоска накатывает словно из ниоткуда, как зима, которая, кажется, здесь никогда не кончается, всегда наготове — в соседней запертой комнате. «Темно и холодно — критерии загробного мира», вычитывает Варя. Живы ли они тогда сами?
Из левого угла сцены в образе из спектаклей Уилсона — в белом платье, с контрастными рыжими волосами, закрашенным белым лицом, в статичной позе — наблюдает за происходящим и комментирует записанным на пленку сказочным шепчущим голосом то ли квартирантка Люся, то ли хозяйка бабка, то ли сама зима (Вера Заика). Жирными белыми мазками покрыто лицо Мити, легким слоем белизны – лица Кати и Коли. Условная градация иллюзорности и сюрреалистичности. Только у Вари еще живое, незастывшее лицо, но в финале она попросит подругу накрасить ее, и та не откажет. А на вопрос, «почему такая тишина? Где наши мужики?» скупо ответит: «Очнись, дура».
Фотографии взяты с сайта Новокузнецкого драматического театра.
Читайте канал в телеграме: Театр и академия