Даже если вы сидите с книжкой на вахте или приняли горизонтальное положение в группе на коврике, вы всё равно остаётесь в эмоциональном напряжении.
С наступлением темноты детский сад наполнялся звуками. Самыми обычными. Но днём за суетой и движением мы их не слышали.
В ночной тишине даже капающая из крана в туалете вода издавала громогласный звук.
Муха, бьющаяся об горящий светильник на третьем этаже, бегущая по водосточной трубе дождевая вода, ветер, завывающий, как голодный волк в щелях плохо утеплённого окна. Всё это могло свести с ума непривычного человека.
А ещё на кухне были огромные холодильники, которые периодически резко включались, издавая дикий грохот, к которому я так и не смогла привыкнуть.
Спать никто не мешал. Но я лично там спать нормально не могла. Даже на суточном дежурстве, когда вставать рано было не нужно. Это, скорее, было какое-то полудремотное, тяжёлое состояние, которое не приносило отдыха и делало из меня зомби на весь следующий день.
К десяти вечера длинный пустой коридор начинал меня нервировать. Не люблю большие пространства. Я перемещалась в группу на первом этаже с окнами на проезжую часть. Тогда оторванность от мира не так сильно чувствовалась. И даже был виден кусочек моего дома.
Часа в три ночи нужно было включить огромные котлы, что бы в 6 утра повара смогли начать готовить. После этого наваливалась усталость, дремота брала своё и я проваливалась в не глубокий тревожный сон.
За несколько лет дежурств я как-то привыкла, втянулась. Знала все запахи и звуки. И к тому же у меня был прекрасный индикатор опасности—мой Тимоша.
Только привидений не доставало! Теперь, приняв смену, я постоянно прислушивалась, приглядывалась, и наблюдала за собакой. Но пёс мирно дремал на вахте возле моего стола, ничего не происходило.
Однажды, когда «история с привидением» уже стала казаться полным бредом, я как обычно сидела в группе.
Время близилось к полуночи. Обход был уже сделан, нигде ничего не текло и я даже стала подумывать не подремать ли мне до включения плит. Достав своё одеялко и пожелав Тиму спокойной ночи, я приготовилась устроиться по уютней. И тут с потолка раздался грохот падающего предмета.
Я застыла посреди группы с одеялом в руках и почти физически ощущала, как по телу бегают мурашки. Сердце билось где-то в ушах и мешало прислушаться. Звук не повторялся, но ещё некоторое время, парализованная страхом, я стояла посреди группы. Собака не лаяла. Усилием воли я заставила себя выйти в коридор.
Тишина оглушала.
---Тим, пойдём со мной---позвала я собаку.
Тимоша лениво потянулся и послушно пошёл за мной.
Вообще-то собак в группы мы не водили. За исключением случаев, когда летом, обходя территорию, вдруг обнаруживали открытый балкон пожарного выхода. Тогда первой в группу заходила собака. Мало ли кто там есть!
Сейчас случай был почти такой же. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, я повернула ключ в замке и пропустила Тима вперёд. Пёс прошёл в тёмную приёмную, я вслед за ним. Дрожащей рукой нащупала включатель. Свет зажёгся и ….
Ничего особенного я не обнаружила. Тим стоял посреди группы и в недоумении смотрел на меня, будто спрашивая «Ну и чего мы сюда пришли? Тут же всё в порядке».
Всё да не всё. Один из стульчиков, аккуратно составленных на ковре полукругом, валялся на полу. И я решительно не представляла, как он мог упасть без посторонней помощи.
Остаток ночи я провела в каком-то оцепенении, хотя больше никаких подозрительных звуков не было. Мысли и чувства были парализованы. На автопилоте я добралась до кухни и включила плиты. А под утро, измученная этим кошмаром, уснула.
Проснулась от крика. Этот крик был в моей голове. Детский, на высокой ноте. Но не крик ужаса, а…как будто кто-то пытался привлечь внимание. Или разбудить. Я резко подскочила. Голос ещё звенел в ушах, сердце бухало, готовое выскочить, а в двери детского сада с грохотом кто-то стучал.
Тим на вахте заливался лаем. Я посмотрела на часы. Шесть. Это пришли повара. А я проспала и даже не услышала собаку.
Повариха Любка изрыгала матерные проклятия и грозилась заставить меня саму готовить завтрак. У меня не было сил спорить с ней. За окном брезжил пасмурный рассвет, и всё казалось не таким страшным.
Детский голос всё ещё эхом отдавался в сознании. Если бы не он, я спала бы и дальше.
Через две недели я опять была разбужена тем же голосом, который резко оборвался, едва я открыла глаза. На часах было 4 утра. Дремоту, как рукой сняло. Я вышла в коридор и прислушалась к ночному садику. С верхнего этажа явственно прослушивался шум бегущей воды. Где-то прорвало. Ещё в 12 всё было в порядке!
Я помчалась вверх по лестнице. Страх проворонить потоп оказался сильнее страха встречи с привидением.
Аварийная группа нашлась легко. В туалете на одном из унитазов лопнул тоненький пластиковый шланг, соединяющий трубу и сливной бачок. Как будто пополам переломился. И из него во все стороны с хорошим напором, как фонтан, вырывались струи воды.
Весь санузел был уже залит. И поток медленно и верно продвигался к групповой комнате.
Сняв тапки, я прямо по холодной воде прошлёпала к кранам и перекрыла воду. Собрала все тряпки в туалете и накидала их, что бы дальше не текло. Потом вызвала сантехника.
Сантехник пришёл быстро, ворча, что всё в этом саду допотопное и держится на соплях, а ему приходится вставать среди ночи. А я сидела на вахте в замешательстве и думала о том, что если бы пришла хотя бы на час позже, воспитатели не смогли бы принять детей в этой группе. Что ж получается? Меня опять разбудили?
После этого сложно было не поверить в чьё-то незримое присутствие. И садовский дух получил официальное имя Стёпа.
Я назвала его не из романтического идиотизма. Просто где-то вычитала, что это известный психологический приём. То, чему вы даёте имя(или название)перестаёт быть пугающим и чужеродным. А почему именно Стёпа? А Бог его знает! Это первое, что пришло мне в голову. Может, он сам так захотел?