Александр Латкин о главном богатстве страны — о сибирской женщине.
Я не знаю, как ее зовут. Поэтому я назову ее первым попавшимся именем, даже не именем, а звуком, первым звуком, обозначаемым первой буквой любого алфавита.
А, просто А.
Получилось такое красивое имя, что хочется обладать им дважды. Поэтому я буду звать ее АА.
Букву А создали древние евреи, придумав знак Алеф, от которого произошли первые буквы всех западных и некоторых восточных алфавитов. Фактически, евреи создали букву А дважды. Сейчас понятно, чего они хотели. Им надоели их чернявые девицы, так быстро превращающиеся в жопастых крикливых теток с усами. Они хотели другую – худую и белую. Но они ее не достигли. Назвав ее, позвав ее, не познав ее, они не узнали, где она.
Следующими были древние греки. Им надоели их чернявые девицы, так быстро превращающиеся в жопастых крикливых теток с усами. Они первыми попытались найти АА. Для этого они завоевали то, что считали всем миром. Они знали только первую букву, и называли все на букву А – Анатолия и куча Александрий. Они понимали, что им нужна Азия. Но они завоевали Малую Азию, но не знали, что им нужна Азия Большая.
Следующими были испанцы. Им надоели их чернявые девицы, так быстро превращающиеся в жопастых крикливых теток с усами. Они первые узнали, где находится АА – они нанесли Сибирь на карту цивилизованного мира. Но они не смогли доплыть до Сибири на своих изящных каравеллах.
Следующими были казаки. Им надоели их звероподобные бабы, которые ни в кого не превращались, а были такими от рождения до Смерти. Они, посмотрев на испанские карты, пошли завоевывать Сибирь. Но они обнаружили вогулок, ханток и мансек. Некоторым казакам они вполне понравились, но все же это была не АА.
Следующим был Ломоносов. Устав от усатой с рождения жены-немки, он требовал прирастить могущество России Сибирью, мечтая о АА.
Следующим был Николай II. Ему тоже надоела жена-немка. Он попытался железным фаллосом Транссиба проникнуть в Сибирь. Но после Канска фаллос опустился вниз к Байкалу. В результате у малохольного Николая II ничего не получилось – ни с Сибирью, ни с Россией, ни с АА.
Следующим был гениальный менеджер Лаврентий Берия. Его подчиненные ловили ему пухленьких с круглыми коленками девиц, а он стеснялся признаться, что мечтает о худой АА. Он первый понял, что ее еще нет, и тогда он решил ее создать, как он создал лучшие в мире математику и физику, атомную бомбу, тяжелую промышленность, сеть железных дорог. Сталин уничтожал генетиков-теоретиков, но Берия был тайным генетиком-практиком, он знал, что чудовищное перемешивание человеческого материала должно привести к восхитительному результату. Он согнал в Сибирь умных болтливых евреев, белых русских, красивых кавказцев и инфернальную чудь. Отсюда ее умная болтовня, ее белая кожа, ее рост, ее темные глаза, ее инфернальная, чудная форма губ.
Среди них был и мой сосланный благородный прадед. Он женился на местной крестьянке, его сын женился на местной крестьянке его, его внук женился на местной крестьянке. И потому у АА тонкая кость и длинные пальцы моих благородных предков, и крестьянское нежелание сдвинуться с родного места – АА знает, что Сибирь бесконечна и везде одинакова.
Ее стихи – это отзвуки чудовищного архива КГБ, где под видом вещественных доказательств антисоветской деятельности лежат тонны рифм и ритмов убиенных безымянных поэтов. И от этих ритмов ее любовь к физической любви. Ее восхитительная микроскопическая вульгарность – от любви сибирских купцов к лебедям на ковриках и к питью чая из блюдец, от вечно гастролировавшего по Сибири великого пошляка Вертинского.
Она выходит из сибирской грязи и крови голая и чистая. У нее кожа маленькой сибирской ящерицы, распыленной взрывом Тунгусского метеорита. Эта пыль долго плавала в воздухе, пока не сформировала тонкую границу между внутренним естеством АА и окружающим ее миром. К этой непроницаемой для чужих взглядов и желаний поверхности не может прилипнуть ничего дурного, ничего хорошего. Именно поэтому к ней так невозможно прикоснуться. Она знает про эту невозможность и потому всегда первая целует мужчин и женщин. Или не целует никогда.
А может быть все гораздо проще и банальнее, и эта невозможность создана самой безжалостной, неподвластной даже Берии наукой – геометрией: между нами четыре тысячи километров.