У меня от природы широкие ладони и короткие узловатые пальцы. Местами видны ненаманикюренные ногти и (чего греха таить!) заусенцы в местах кутикул. На моих руках имеются мелкие царапины, несколько небольших шрамов... Короче, нормальные руки для 40-летнего мужика, который знает как держать плоскогубцы, шуруповёрт, и для кого слово "шлямбур" обозначает специнструмент, а не деталь гардероба.
В ходе замера мебели встречаются мне впечатлительные особы, которые по-женски внимательно, (долго, минут 10-15) молча наблюдают как я управляюсь с дальномером, рулетками, стремянкой и авторучкой, а потом неожиданно, (иногда даже с вызовом), произносят:
- Какие у Вас сильные (вариант "интересные/большие") руки!
Поскольку в основном ковыряюсь по работе на уровне пола, то вскидываю, якобы, недоуменный взгляд наверх, в сторону автора вопроса, и дежурно отшучиваюсь:
- Это спасибо папе с мамой.
- Нет, правда, у Вас такие большие руки!
Поклонники Зигмунда Фрейда могли бы сейчас развить с десяток теорий того, что подсознательно имелись ввиду "далеко не руки", но в моём коротком повествоании я не стану этого делать))). Не нравятся мне вопросы про части моего тела. Последствия этих вопросов меня не радуют, если честно.
У меня в запасе имеется ещё пара дежурных шуток "про мои руки", но шучу я чаще всего только одну. Выглядит это так.
Прерываю работу, (обязательно записав последнее измерение), и начинаю сам, словно впервые, рассматривать свои клешни. Переворачиваю их, сжимаю и разжимаю короткие пальцы. Трогаю шрамы, тереблю парочку заусенцев. Потом, подпустив в голос таинственности, доверительно сообщаю:
- Ничего особенного в этих руках нет. За исключением одного случая, когда я товарища из горящего танка вот этими вот руками вытаскивал! (С распрямлёнными пальцами трясу руками перед своим лицом.)
Пауза. Даю возможность "любительнице сильных мужских рук" с неухоженными кутикулами в красках представить: горящий танк, двух мужиков в дымящихся чёрных комбинезонах, грохот танкового двигателя, экстремальный мат-перемат, вонь тлеющей кожи и перегретой танковой брони. Глаза впечатлившейся особы заплывают туманом только что пережитого ею далёкого чужого подвига. Далее следует ряд обычных вопросов, среди которых обязательно присутствует главный:
- Вам было очень больно?
Снова держу паузу. Снова смотрю на свои руки. Потом сухими, короткими, как выстрелы из револьвера, ответами, сообщаю "страшную правду". Сообщаю, обязательно глядя собеседнице в глаза:
- Да. Было. Очень... очень... больно.
После этого возвращаюсь к работе, опускаю голову к рулеткам и своим записям. Ещё раз выдерживая паузу, и не обращая никакого внимания на мадам, намеренно очень громко и ясно сообщаю:
- Самое удивительное, что после восстановления кожного покрова, в армейском госпитале применили какое-то новое экспериментальное лекарство. Так что через какое-то время: год-полтора мои руки почти утратили чувствительность... Могу красные угли из костра брать рукой и почти не чувстовать боли. Или в ледяную воду... минут на 10... Но это так... привык уже.
Хозяйка дома куда-то уходит, я спокойно заканчиваю свою работу в одиночестве.
Сдавая результат замера тихой и уже молчаливой заказчице мебели, самое главное - постараться уклониться от приглашения на чай. Почему? Потому что чай мне обязательно нальют в граненный стеклянный стакан или в бокал из тонкостенного фарфора. Или ещё в какую-нибудь суперпроводящую тепло ёмкость. И чай будет обязательно горяченым!!! Следуя сюжету придуманного подвига, приходится брать кружку-бокал в руку, долго держать и "не чувстовать" боли! (((
Вот тогда, ребята, мне очень-ОЧЕНЬ больно! Аж до слёз...
Но что поделать? - Красивая ложь требует жертв! Поэтому не люблю я вопросов про мои руки. Не спрашивайте лучше. Смотрите на мою работу молча. И на этом - спасибо.