Автор: CHUCK PALAHNIUK, MAY 19, 2015
Перевод с английского: Sergey Toronto
Вопрос, с чего именно начать. Один из вариантов, это прошлая осень, когда я выгуливал собаку возле стройки, там, где полдюжины каменщиков, стояли на строительных лесах на высоте третьего этажа и клали кирпич. Их подручный, стоял внизу, перемешивал раствор, а затем по приставной лестнице поднимал его наверх, перемещая её вдоль строительных лесов, каждому каменщику. Он был похож на новичка, которому поручают такую работу: ученичество, где ты узнаешь ценность свежего, идеально смешанного раствора. Подручный постоянно был в движении, всегда волоча или передвигая что-то тяжёлое. Пока я наблюдал за этим, один из каменщиков громко крикнул ему. Балансируя на вершине строительных лесов, он прокричал вниз, «Отличная работа, парень! Мне нравится то, как ты оживляешь жизнь в этой жиже!»
Мне нравится то, как ты оживляешь жизнь в этой жиже. Баланс этих звуков в его речи и то, как слова сочетались друг с другом, оживляешь, жизнь… жижа. Эти слова звучали у меня в голове весь день. И они эхом отзываются во мне до сих пор, с того дня, вот уже почти год. Совсем недавно стройку завершили. В это здание въехали арендаторы: пиццерия, в которой продается пицца на вынос, магазинчик, где продаются курительные принадлежности для марихуаны, Pita Pit [1] и конторка по заполнению налоговых деклараций. Каменщики завершили свою работу много месяцев назад, но фраза произнесённая тогда, осталась. Она преследует меня.
Другое место, для того чтобы начать это эссе – Даллас, штат Техас, пару лет назад, когда я был в турне, посвященном очередной книге. Моя тётя и несколько кузенов живут недалеко от Далласа и, за день до моего выступления в музее искусств, вечером мы ужинали вместе. После пары выпитых стаканчиков, моя тётя громко сообщила мне, что она должна передо мной извиниться за то, что в те года, когда я был подростком, никто из моих родственников не думал, что я добьюсь чего-либо существенного в жизни. Пока я был в старших классах, никто из моих родственников не мог понять, почему я не найду себе нормальную подработку. Под нормальной, они имели ввиду работу на складе или на ферме, там где я бы трудился также как это делали все в моей семье. С шестнадцати лет и до момента окончания школы, я работал в кинотеатре, со временем получив должность помощника управляющего, но всегда делая то, что было необходимо делать в этом месте. Отрывал корешки у билетов, делал объявления, продавал талоны на скидку или работал киномехаником, следя за проектором. Вспоминая всё это, я понимаю, что все те с кем я там работал, были подростками не вписывающимися в систему, теми, кто решил для себя, что работа в вечернюю смену, гораздо легче чем социальная жизнь школы. Мы смотрели одни и те же фильмы сотни раз. Без шуток, но в нашем самом маленьком кинозале (а их у нас было три) – показывали фильм «Бриолин»[2] более двух лет. Плёнка была настолько изношенной, что рвалась как минимум один раз во время каждого показа. После закрытия, в час ночи, даже не смотря на то, что завтра нужно идти в школу, мы иногда садились кругом на ковре в вестибюле, мои не вписывающиеся в систему коллеги и я, и играли в игру, которую мы называли «Кинокасса». Кто-то один придумывал начало сюжета фильма, следующий должен был придумать первую основную точку сюжета, а следующие, по очереди, добавляли, новые, основные моменты развития фильма. Переходя от одного участника к другому, история шла по кругу со всё нарастающем напряжением в сюжете. Для того чтобы игра шла хорошо, каждый должен был помнить все основные предыдущие точки сюжета и их развитие. Для того, чтобы вернуться к объектам и событиям, о которых было рассказано ранее и которых уже практически забыли. Для нас это была игра, позволяющая отложить наше возвращение к повседневной жизни. Но, кроме этого, это также было великолепным упражнением в практике рассказов. Задолго до того, как кто-либо из нас узнал о Сиде Филде[3] , мы уже столько раз видели одни и те же фильмы , что полностью понимали как должна работать история. Мы запомнили схему применимую к любой романтической комедии. Встреча двух привлекательных людей, появление осложнений и различных препятствий. За труд нам платили минимальное жалование в 3,25 $ в час, и там было весело, утомительно и сложно одновременно, но это не было работой. По крайней мере, по мнению моей семьи. Хотя. Не то, чтобы я знал об этом в то время.
Вот почему мне нравятся перипетии сюжета, скрытые аспекты реальности, которые внезапно толкают тебя переоценить всю историю и её подлинность. В то время как я думал, что у меня дома всё просто отлично, по словам моей тёти, я был предметом бесконечных насмешек. Минимальная оплата труда – для неудачников. Даже на бензозаправке, заправщикам платят пять долларов в час. Пойди сбивать доски паллет на паллетной фабрике и тебе заплатят восемь. Члены моей семьи были достаточно тактичны, чтобы скрывать свои шутки, но признание моей тёти не было для меня полным сюрпризом.
Хотя я это никогда не признавал, я всегда чувствовал стыд по поводу своего желания писать. Даже выдуманные персонажи, те которые стремились к той же цели, заставляли меня извиваться от чувства неловкости. Каждый вечер четверга, когда мы смотрели сериал «Уолтоны»[4] я в страхе ждал неизбежной сцены, когда персонаж Ричарда Томаса (https://www.kinopoisk.ru/name/10101/) начнёт говорить, декламировать, скулить, орать или неистово печатать на печатной машинке о своём желании стать профессиональным писателем. Еженедельная вспышка всегда происходила как одна из версий фразы «С этими шумящими детьми, которые меня постоянно отвлекают, я никогда не стану писателем!» или «Папочка, теперь я никогда не смогу попасть в колледж Боутрайта и стать писателем!» Каждая из этих истерик заставляла меня содрогаться. Я считал – что писательство, это не нестоящая работа. И всякий, кто думает что это не так, он никогда не повзрослеет. Гордость Джона Уолтона – была моим стыдом. Я ненавидел его за то, что он говорит вслух о таких невозможных стремлениях. Такие стремления, также казалось унижают синие воротнички, унижают тех, кто вынужден всё это выслушивать.
Как же мне не стыдно желать делать что-то такое бесполезное. Как же мне не стыдно, не принимать тот стиль жизни, который выбрала вся моя семья. Как же мне не стыдно за то, что я их позорю.
Вы, наверное, думаете, что будущее меня реабилитировало, как это случилось по воле Эрла Хэмнера Младшего[5] . Вот он я, много десятилетий спустя, сижу в крутом ресторане Далласа, плачу за ужин для своих родственников, пока моя тётя искренне и чистосердечно признаётся в том, что моя семья был не права, когда все они предрекали мою неудачу, которая меня постигнет в жизни из-за моего глупого времяпровождения. Тем не менее, это никуда не делось: стыд.
Он не покидал меня до тех пор, пока мне в руки не попала книга Марка Мак-Герла (https://en.wikipedia.org/wiki/Mark_McGurl)«Программа Эпохи», где я увидел, что мой стыд, это возможно стыд, который есть у каждого писателя. Обобщая, Мак-Герл, ссылается на общее мнение о том, деятельность писателя не является трудом, который вообще хоть что-то стоит и по этой причине различные курсы по писательскому мастерству преподносят всё это как ремесло, тяжелую дисциплину и изнурительную работу, всегда стремясь узаконить в глазах простых людей это глупое, постыдное времяпрепровождение.
Поразительно было увидеть это тайное ощущение, напечатанное на страницах. Мой стыд – это стыд всех писателей. Непристойно наслаждаться чем-то настолько сильно и при этом называть это работой. Моя собственная работа над собой шла не по тому пути, какой описывает Мак-Герл. Том Спанбауэр [6], который всё ещё обучает писательскому мастерству у себя дома по вечерам четверга, Том умудрялся вести наши еженедельные занятия так, что они больше походили на вечеринки. Однако, когда он описывал реальный процесс написания текста, даже он называл это «Спуском в глубокую шахту». Создание первого черновика по его мнению было похоже на «Выдавливание из себя куска угля». Были и другие невесёлые метафоры. Как будто, для того, чтобы сделать работу ещё сложнее, он учил нас стилю, который часто называют Минимализмом, стилю, который включает в себя кажущийся бесконечным ряд правил: слова на Латыни запрещены, также как и абстрактные определения, наречия, бранная речь, общепринятые фразы или «мыслительные» глаголы. Вкратце, никаких мужчин ростом в шест футов, или 100 градусных дней, или некрасивых платьев или « вспоминая» или «понимая», ничего. Такая вот секта монахов-траппистов.(https://ru.wikipedia.org/wiki/Трапписты). Всё сложно, ограничено. Если что-то получается слишком легко – ты делаешь это неправильно. И, конечно мне это нравилось. Наконец-то, писательство стало настоящей работой
Более того, добавлю, что даже если вы посвятите себя Модернизму, всё равно останется неприятное чувство угрызения совести в отношении того, что вы всё-таки пишете. Даже если ваши работы продаются миллионными тиражами. В прошлом году, в голливудском отеле Шато Мармот (http://www.fashiontime.ru/lifestyle/realty/647258.html), после ужина и выпивки в баре, серьёзной выпивки, писательница триллеров Челси Кейн (https://en.wikipedia.org/wiki/Chelsea_Cain) признала тот факт, что в её самые великие моменты вдохновения и прозрения, она практически всегда находится в одиночестве. И, совсем не помогает жизни тот факт, что писательство уединённое действо. У тебя нет коллег по работе. Нет служащих, нет тебе подчиняющихся и нет товарищей в рабочей команде. Шато Мармот это или любой другой отель, она признала горькую правду о нашей профессии. Тем не менее, было небольшое утешение. Челси повредила себе ногу и на следующий день одна из звёзд кинофильмов, помогла ей с её костылями.
И ещё, я рад что моя тётя извинилась через тридцать лет за те шутки в отношении меня от членов моей семьи.
Больше всего я благодарен, Марку Мак-Герлу за то, что он написал то, что все боялись произнести вслух. Признание большого стыда. Он практически исчезнет как только вы поймёте, что все писатели, за исключением Джона Уолтона, испытывают те же самые чувства.
Единственно, когда стыд возвращается ко мне, на короткое мгновение, это тогда, когда я вижу людей, которые действительно делают какую-то реальную работу. Например, носят ведра с цементным раствором вверх и вниз, карабкаясь по стремянке. Или кладут кирпич .стоя на строительных лесах, в палящий, жаркий день. Но, даже тогда, кто-то произносит что-то невероятное, предложение, которое нужно запомнить и сохранить. Даже если это только одно предложение и оно не имеет никакого смысла вне связи с контекстом. Даже если оно просто красиво
Мне нравится то, как ты оживляешь жизнь в этой жиже. Вот оно. Моя работа, она подобна этому, готова.
_____________________
[1] «Pita Pit» — крупная канадская сеть кафе общественного питания, специализирующихся на блюдах из питы.
[2] «Бриоли́н» (англ. Grease) — кинофильм, сделавший Джона Траволту и Оливию Ньютон-Джон кинозвездами. Один из голливудских фильмов, ставших примером классического кинематографа.
[3] Сид Филд (англ. Syd Field, 19 декабря 1935 — 17 ноября 2013) — американский писатель, известный как «гуру всех сценаристов» (CNN). Его книга «Сценарий» впервые выпущенная в 1979 году, стала одним из первых серьёзных учебников об этом искусстве. Многие профессионалы Голливуда считают его ведущим в мире специалистом в искусстве сценаристики. Голливудские журналисты называют его «самым востребованным учителем сценаристики в современном мире».
[4] "Уолтоны" (англ. The Waltons) — длительный американский телесериал, созданный Эрлом Хэмнером—младшим и основанный на одноименной книге Гора Спенсера, который транслировался на канале CBS на протяжении девяти сезонов, с 14 сентября 1972 по 4 июня 1981 года
[5] Сценарист сериала "Уолтоны"
[6] Американский писатель (1941 г.р.) работы которого часто исследуют проблемы сексуальности и взаимосвязей различных людей. Создатель концепта и писательских курсов «Опасного Письма»