Стояла ночь, по-зимнему морозная, заглушавшая появившиеся оттепели февраля сорок пятого года. Командир разведвзвода 4-го гвардейского стрелкового полка младший лейтенант Александр Акимов возвращался с командного пункта.
«Дело серьезное, —думал Акимов. — «Языка» до сих пор не удалось захватить во всей полосе дивизии. Теперь это должны сделать мои разведчики».
— В поиск пойдет пять человек. — Акимов назвал фамилии.
Закончены последние приготовления. Завернуты в плотную бумагу и сданы старшине документы. Солдаты негромко переговаривались, обсуждая вопросы, мало относящиеся к предстоящему заданию. Акимов поговорил с каждым в отдельности: с одним пошутил, другому посоветовал что-то дружески. Поинтересовался он и настроением бойцов.
Весь следующий день разведчики наблюдали за противником. Выбрали удобное место для прохода через его передний край, наметили ориентиры для движения.
В полночь, миновав свой передний край, группа вышла на нейтральную полосу. Шли гуськом, ступая след и след. Повалил мокрый снег, ветер пронизывал насквозь. Один из новичков, красноармеец Соловьев, сетовал на непогоду.
Акимов знаком остановил бойцов.
— Во-первых, в разведке не положено разговаривать, — заметил. — Во-вторых, ненастье нам на руку.
Младший лейтенант был прав. Немецкие часовые прятались от ветра и мокрого снега. В такую пору им не до тщательного наблюдения.
Оставшееся расстояние преодолели ползком, соблюдая строжайшую осторожность. Добрались до намеченного для засады места, замаскировались в мелком ельнике. Выл ветер, снег бил в лицо, проникал за воротники. Бойцы ждали час, другой. Вот уже и ночь почти истаяла. Ветер поутих, пел свою песню, баюкал, и невольно слипались веки.
«Может быть, неудобное место выбрали для засады? Но менять его уже поздно», — думал Акимов.
Вдруг послышались шаги и приглушенные голоса. Разведчики замерли. Шло вражеское отделение человек из десяти — двенадцати. Шло прямо на засаду.
Гитлеровцы были уже совсем рядом, впереди шагал ефрейтор. Каждый мог стать «языком». Однако немцев вдвое больше. Вступать в бой безрассудно. Разведчики замерли, пропуская врагов.
Снова потянулось томительное ожидание. Приближался рассвет. Впереди — день, а днем незаметно взять «языка» почти невозможно.
Вдруг невдалеке мелькнула, но сразу исчезла полоска света. Потом еще раз и еще. Приглядевшись, разведчики догадались, что это открывалась и закрывалась дверь блиндажа. И вот уже различим силуэт расхаживающего взад-вперед около блиндажа часового.
— Будем брать. Приготовиться всем, — объявил свое решение Акимов.
Как назло, перестал идти снегопад, ветер утих, из-за облаков выплыл диск луны. От часового гвардейцев отделяло метров пятьсот, не больше.
Неслышно, словно привидения, сползли они в траншею и стали приближаться к блиндажу. Им оставалось сделать двадцать шагов до цели, когда яркий луч света осветил всю группу — вновь открылась дверь блиндажа. Разведчики прильнули к стенкам траншеи.
Тревожно забились сердца. Каждый думал об одном и том же: «Неужели заметят?»
Вышедший из блиндажа гитлеровец направился в противоположную сторону от разведгруппы. Но часовой, казалось, смотрел прямо на них. Прошли напряженные секунды. Гитлеровец постоял, сделал еще шаг, прихлопнул несколько раз рукавицами и, повернувшись спиной, стал удаляться.
Пройдя немного, остановился, будто к чему-то прислушиваясь, и опять повернулся к разведчикам. Привыкнув к маршруту движения часового, гвардейцы стали подползать к нему. Фашист шагал взад-вперед, его гулкие размеренные шаги слышались все ближе и ближе. Вот он остановился в каких-нибудь трех-четырех метрах от наших воинов. Тень от сосны, освещенной луной, падала на траншею и скрывала гвардейцев.
И когда гитлеровец повернулся, младший лейтенант одним прыжком настиг его и, точно клещами, сдавил ему горло. На помощь бросился красноармеец Тимергалин. Ловким движением он затолкнул фашисту в рот кляп. Сбитого с ног часового оттащили подальше от блиндажа. Скрутив руки, его поволокли за собой. Миновали опасный участок, немцу приказали идти самому. Но случилось непредвиденное— кляп выскочил у пленного изо рта, тот успел крикнуть.
Фашисты обнаружили группу, открыли пулеметный огонь. Бойцы попадали в борозды, покрытые тонким ледком. Одежда моментально вымокла.
Акимов приказал пулеметчику Морозову отползти метров на двадцать вправо и прикрыть отход группы. Разведчики ползком двинулись к своим.
Вдруг младший лейтенант увидел, что Васильев замер, сраженный пулей. Акимов быстро подполз, перевернул его на спину. Раненый уже слабеющим голосом успел сказать последние слова:
— Напишите матери.
До самой нейтральной полосы, время от времени меняя позиции, надежно прикрывал огнем отход своих товарищей боец Морозов. Разведгруппа укрылась в лощине. Акимов подал Морозову сигнал двигаться к укрытию. Истекли все сроки, а пулеметчика все не было. Младший лейтенант послал выяснить, в чем дело, одного из самых смелых разведчиков, ефрейтора Гаврилова. Прижимаясь к земле, под непрерывным огнем врага. Гаврилов достиг наконец последней позиции пулеметчика. Морозов лежал тяжело раненный.
— Оставь меня, уходи один, — чуть слышно произнес он.
Гаврилов перевязал Морозова, но рана оказалась смертельной. Комсорг пополз к своим с телом погибшего товарища.
Уже совсем рассвело, когда разведчики доставили пленного к командиру полка. Немецкий ефрейтор, оказавшийся связистом противостоящей пехотной дивизии, на допросе сообщил, какая часть находится в первом эшелоне, что их первая траншея занимается только на ночь, днем там остаются лишь дежурные автоматчики, а подразделения отводятся во вторую траншею.
Это были очень важные сведения. Позже командир дивизии благодаря уточненным разведывательным данным разгадал хитрость врага. Фашисты рассчитывали, что наша артиллерия, нанося удар по первой траншее, будет бить по пустому месту. Командир дивизии учел все это при планировании артподготовки.
Показания пленного полностью подтвердились. Передовые батальоны почти без боя захватили вражескую первую траншею. Главные силы дивизии успешно осуществили прорыв тактической зоны обороны.
Понравилась статья? Подпишись на канал!