В книге Владимира Зисмана "Путеводитель по оркестру и его задворкам" есть примечательная маленькая глава под названием "Акустика". Там есть такой анекдот. Контрабасист вышел на пенсию и наконец послушал «Кармен» из зала. После спектакля в полном восторге бежит к коллеге поделиться впечатлениями:
— Слушай, там, где у нас мелодия пум, пум, пум, пум, у скрипок, оказывается, чудесный подголосок!
Эта статья в виде видео лекции:
Ещё небольшая цитата из этой же главы. В большом оркестре каждый слышит то, что поближе к нему. Контрабасам не слышны фаготы, а трубы с тромбонами, когда играют, не слышат вообще никого. Если посмотреть правде в глаза, ту звуковую партитуру, которую так старательно изобретал композитор, ни в оркестре, ни в зале, ни в записи практически никто и не слышит. Возможно, всё слышит дирижер: у него место козырное. Может быть, всё слышал композитор? В воображении, когда писал. Хотя иногда и не то, что получилось в результате. И тогда на репетиции звучат слова: «Пожалуй, у композитора здесь слишком плотная оркестровка. Кларнеты, сыграйте, чтобы почти не было слышно». И дальше, почти стыдливо: «А тромбоны вычеркните вообще».
Данные наблюдения можно распространить в той или иной степени вообще на любую музыку (а не только на музыку большого оркестра). Даже гитарист, исполняя сольное произведение на своём шестиструнном инструменте, слышит свою музыку не так, как слушатель, который сидит лицом к резонаторному отверстию, и при этом на некотором расстоянии.
Из этого можно сделать на первый взгляд парадоксальный вывод о том, что значительная часть музыки живет только в написанных нотах. В том смысле, что многие детали остаются при прослушивании за бортом, и это неизбежно. Отсюда же следует и то, что игра по слуху чужой музыки неизбежно приводит к искажению этой музыки. Для этого есть куча объективных причин: качество записи, качество самого исполнения, да и скиллы снимающего не бесконечны. В конце концов, чисто исторически нотная запись и была придумана для того, чтобы избежать искажений при исполнении, а исполнение народной музыки, которая исторически передавалась "из уст в уста" без нотной записи, напоминает по сути игру "испорченный телефон", с соответствующим результатом.
С одной стороны, музыка вроде бы живёт в исполнении, в звуке, в восприятии и памяти слушателя. С другой стороны, музыка может жить и в бумажной партитуре, а каждое новое исполнение по этой партитуре раскрывает лишь какие-то аспекты этой музыки, но не всю музыку полностью. Иллюстрацией к этому могут послужить, например, исполнения Гульда и Рихтера одной и той же прелюдии Баха: результат отличается настолько, что получается совершенно другая музыка. Если совсем обобщить, то музыка живёт и в нотах, и в исполнении, но в различных своих аспектах.
Теперь немного о таких жанрах музыки, где пользоваться нотной записью образно говоря "не принято". Разумеется, нет никакого смысла фиксировать в нотах джазовую импровизацию, так как вся ценность и смысл импровизации состоит в её сиюминутности. Однако, зафиксировать нотной записью основную тему есть смысл всегда. В случаях, когда не требуется точное исполнение даже основной темы, зафиксировать нотной записью некий "костяк" музыки тоже есть смысл всегда.
Бытует ложное мнение, что есть музыкальные жанры или просто такая музыка, которая не требует нотной записи или нотная запись для неё даже вредна. Иногда это мотивируется "простотой" этой музыки, иногда тем, что нотная запись несовершенна и не передаёт всех нюансов музыки.
Что касается "простоты", то даже самую простую одноголосную попевку будет удобнее и быстрее сыграть по нотам, нежели чем подбирать по слуху: даже самые простые упражнения для начинающих обычно нотируют, это объективно делает процесс обучения более рациональным. Кроме того, как ни странно, даже самые простые произведения могут вызывать абсолютно объективные трудности при попытке осознать их на слух. В качестве примера вы можете послушать популярную ми-минорную прелюдию Иванова-Крамского для первого года обучения: размер 3/4 в движении восьмыми длительностями в аккомпанементе может стать неотличимым от 6/8 при абсолютно профессиональном исполнении и идеальном качестве записи. Фактура этого произведения делает акценты неясными: выявить музыкальный размер можно только по акцентам фигур аккомпанемента, но эти фигуры необходимо исполнять крайне "воздушно", чтобы они не забивали басовую мелодию, в результате чего акценты становятся неуловимыми.
Что касается несовершенства нотной записи, то на сегодняшний день это самый точный способ передачи музыки, и исходя из вышесказанного, он точнее, чем обмен аудио записями или что-то ещё. Убеждение о крайнем несовершенстве нотной записи может происходить, в частности, от недостаточного навыка её использования. Мне приходилось разговаривать с весьма опытным электрогитаристом, который всю жизнь провёл на сцене и при этом искренне полагал, что не все искусственные флажолеты можно записать нотами так, чтобы их исполнение было однозначным.
Таким образом, неиспользование нот в лёгкой (не академической) музыке во многом объясняется безграмотностью, ленью и несколько пренебрежительным отношением к самой созданной музыке, отношением к ней, как к чему-то сиюминутному. Кроме того, лёгкую музыку исполняет в основном только сам автор, и эту музыку обычно не нужно передавать некоему специальному исполнителю. В случае же, когда передавать всё-таки нужно, ноты будут удобнее любых других способов, разумеется при условии, что нотной грамотой владеет и предающий, и получающий. И не важно, в каком стиле эта музыка, так же не важна и степень её простоты.
