Я родилась в дивных местах.
Тверская губерния, как принято сейчас говорить, почти Карелия, озёрный край, где писал свои лучшие картины Левитан.
В маленьком городке Удомля, где жила моя бабушка даже есть его дом-музей. А в нескольких километрах от Удомли в глухой деревне с одним жилым двором, на холме возле живописного озера, стоял дом моих прадедов.
Вместе с отцом мы мотались по гарнизонам, но два раза в год приезжали к бабушке и обязательно ездили в эту деревню.
Мама очень трепетно относилась к дому своего детства, и чем дальше, тем больше.
Я эти поездки не любила. Хотя в это же время в соседний единственный жилой дом приезжали ещё пара ребят. Мои троюродные брат и сестра. И мне, в общем, не было одиноко, но я не понимала смысла жить в доме с минимумом мебели, с полным отсутствием игрушек, телевизора и прочих благ цивилизации. В полной оторванности от мира.
Особенно я терпеть не могла дорогу с автобусной остановки до деревни. Долгую и, как мне казалось, скучную.
А мама преображалась, как только выходила из автобуса. Её плечи расправлялись. Взгляд становился сентиментальным. Она даже не обижалась на моё недовольное бурчание, всё пыталась обратить моё внимание на красоту мест (мы шли через берёзовый и смешанный лес, через поле) и рассказывала, как в детстве они с ребятами ходили в лес за грибами, как искали птичьи гнёзда и как весной при авитаминозе ели такие растения….. пестуши, кажется. Они первыми появлялись из зелени. До сих пор не знаю, как они выглядят. Теперь и показать некому…..
А тогда перспектива провести в этой глухомани две недели отбивала всякую охоту смотреть и слушать.
Хотя если вспомнить, там было совсем не скучно.
Нас было трое детей. Точнее четверо, но мой младший брат не в счёт. Он был маленький и не мог пока разделить наши забавы.
Во главе с моим троюродным братцем, который отличался буйным нравом и такой же фантазией, мы облазили все заброшенные дома в округе. Они были заперты на замок, но брат знал, как залезть в дом через подвал.
Мы не представляли ценности вещей, которые находили, поэтому ничего не брали. А там и иконы были(это очень ясно помню), огромный красивый крест (думаю церковный, для крёстного хода), немецкие каски, термоса. В общем, не деревня, а мечта мародёра.
Мы ездили на рыбалку и варили потом уху на свежем воздухе. Сами, без взрослых. Ездили за дикой малиной на остров посреди озера, рвали лилии и кувшинки, мылись в бане на берегу озера и пили парное молоко.
По вечерам мама заставляла бегать босиком по росе. И мы бегали по мягкой траве, не боясь наткнуться на стекло или ещё какую-нибудь гадость цивилизации……. Я никогда не вспоминала это с таким удовольствием, как сейчас. С заходом солнца мы падали без сил, даже не вспомнив про телевизор.
Потом я стала взрослой и про деревню не вспоминала.
Мама тоже ездила туда всё реже и реже. Финансовые катаклизмы сделали эти поездки почти не возможными. И частенько я видела, как она грустно перебирает старые фотографии, понимая, что вряд ли когда-нибудь ещё увидит это своими глазами. В конце концов, после смерти бабушки оба дома продали. Дом в деревне достался каким-то москвичам.
Я тогда даже не расстроилась. Ничего в душе не ёкнуло. Всё равно ездить туда мы не собирались. Городская жизнь крутила нас в бурном водовороте, голова была забита проблемами выживания.
(продолжение следует)