Можно было бы начать пост с контрастного сопоставления: мол, мы, современные студенты, только проснулись и единственная мысль — заснуть обратно, к первой паре тащиться в универ лень, тем более - когда темно, тем более - когда темно и холодно (в -5).
А вот в блокаду… И пошло-поехало. Но это как-то неправильно. С надрывом. Мы все в той или иной степени знаем, что сделали те люди в то время, и низкосортный пафосный тон — не лучший способ говорить об этом.
Да, в блокаду работали школы и вузы, и да, были отданы соответствующие приказы, согласно которым учебный процесс не должен был быть прерван, несмотря на военное положение. Единственное, что в 1941 году первоклассники пошли в школу не 1 сентября, а где-то в середине октября. Город адаптировался: здания многих школ использовались как общежития, склады, цеха по производству оружия, больницы, диспансеры.
В октябре начались занятия. Учебные планы и программы наспех переделывали — детям преподавали только основные предметы, а время урока было сокращено до 20-25 минут, так как ребятам было тяжело концентрироваться на новом материале.
Преподавать было не менее сложно. Учителя стремились проводить занятия с учащимися как можно интереснее и содержательнее. «К урокам готовлюсь по-новому, – писала осенью 1941 года в своем дневнике учительница истории 239-й школы К.В. Ползикова-Рубец, – Ничего лишнего, скупой ясный рассказ. Детям трудно готовить уроки дома; значит, нужно помочь выучить их в классе. Не ведем никаких записей в тетрадях: это тяжело. Но рассказывать надо интересно. Ох, как это надо! У детей столько тяжёлого на душе, столько тревог, что слушать тусклую речь они не будут. И показать им, как тебе трудно, тоже нельзя».
Более того, у учителей всегда было заготовлено 2 плана урока: один — для работы в относительно нормальных условиях, второй — на случай бомбардировки. При последних обстоятельствах дети быстро собирались и отправлялись в бомбоубежище, где урок возобновлялся.
В декабре 1941 года из-за сильных морозов было принято решение приостановить занятия, однако 39 школ решили продолжить работу. Чтобы поддерживать в детях силы, в дополнение к ежедневному пайку, в школе им полагался белковый дрожжевой суп. В январе были объявлены каникулы, на протяжении которых школьники могли посещать театры и кинотеатры.
В Ленинграде в 1941 году работали: Театр Музыкальной Комедии, Государственный симфонический оркестр, Хор и оркестр народных инструментов Радиокомитета, ансамбли Ленгосэстрады. К январю 1942 года в городе работали пять театров: им. Ленсовета, им. Ленинского Комсомола, Музкомедии, Кукольный театр под руководством Деммени и Второй Кукольный театр.
Однако перед тем как уйти на каникулы, ученики должны были написать контрольные работы по всем предметам, оценка за которые учитывалась при выставлении балла за четверть. Весной, когда дети вернулись в школы, продовольственная ситуация немного улучшилась, детский паек был увеличен.
С вузами дело обстояло несколько иначе. Многие студенты отправились на фронт — солдатами, медиками, партизанами, добровольцами. Те, кто остался в городе, работали на заводах, помогали на производствах. Аудитории, где в мирное время читались лекции и проводились семинары, были переоборудованы под цеха и лаборатории по производству бомб.
Занятия, однако, продолжались. Обычно курсы читались в дневное время, так как случались перебои в подаче электричества, и во многих зданиях просто не было света. Помещение отапливалось печкой-буржуйкой, вокруг которой собирались преподаватели со своими студентами.
Несмотря на низкую посещаемость и условия, в которых проходило обучение, в декабре 1941 года Ленинградский городской комитет партии вынес специальное решение о проведении зимней экзаменационной сессии в вузах города. В нем были выдвинуты два основных требования: создать необходимые условия для подготовки студентов к экзаменам и «не допускать во время экзаменов либерализма в оценке знаний студентов».
Продолжалась работа над курсовыми и дипломными работами.
Вывод, наверное, делать не очень-то и надо. Отделываться формальной фразой вроде «город продолжал жить своей жизнью несмотря не на что» не хочется, раз уж в самом начале мы наложили табу на пафосный тон повествования. Лучше сказать - в городе жили люди, в том числе школьники, отвечавшие таблицу умножения, по самый нос закутанные в полушубки и с нахлобученной на глаза шапкой, и студенты, которые наверняка писали шпаргалки к экзаменам зимой 1941-1942г.
А за счет этих людей жил и город.