Существует некая закономерность, согласно которой язвительный антигерой Уильям Галл устраивает экскурсию по оккультным достопримечательностям Лондона для своего незадачливого кучера. На каждой отдельной странице («сплэш» на жаргоне комиксов) изображены: Игла Клеопатры, на ней высечена в иероглифах молитва к египетскому богу солнца Атум; шпиль церкви Святого Луки на Олд-Стрит; монумент, построенный на месте захоронения мифического основателя Великобритании — Брута Троянского. Рассказывая о каждой достопримечательности, герой намекает на великого лондонского поэта и художника Уильяма Блейка, чьи якобы «безумные пророчества и видения», с точки зрения восторгающегося им Галла, представляли особенную восприимчивость к скрытым истинам созерцаемой реальности. Блейк как будто вернулся к образу мышления предков.
«Сравнительно недавно эти видения стали поводом поставить под сомнение вменяемость человека. Во времена Древнего Рима «встречи с божеством» считались обыкновенным событием. Наш мозг был иным. Боги казались реальными», — утверждает персонаж графической новеллы «Из ада» Уильям Галл.
Автор жанроопределяющих графических романов «Хранители» и «V — значит Вендетта» Алан Мур, как и Блейк, стремится к созданию собственной системы символов и мифологии. Галл, также как и доктор Манхэттен в «Хранителях», существует в мистическом царстве вне времени; у каждого из них есть своя ахиллесова пята. Галл — напыщенный хвастун. Хранители — супергерои в отставке, разочарованная пародия на американскую мощь. Краеугольная мысль творчества Мура заключается в том, что боги пали как в сверхъестественной, так и в обыденной жизни. По словам писателя Йена Синклера, который консультировал Мура при написании «Из ада», Алан «продолжает традиции Уильяма Блейка, создавая собственную космологию из крохотных, но ярких деталей», и тем самым «воплощает собой дух нонконформизма ко всему существующему ныне». Блейк видел ангелов на станции Пекхайм Рай, а в новом романе Мура «Иерусалим» банда из четырёх ангелов играет в снукер на человеческие души в тусклом бильярдном зале.
Несмотря на мировую известность (экранизация четырёх новелл), Мур остаётся преемником отчётливой английской традиции несогласия. Он провёл всю свою жизнь в мрачном Истл-Мидлендс в городе Нортхемптон. Муру и его жене — калифорнийской комикс-художнице — Мелинде Джебби принадлежат два дома в этом городе. Его две дочери от первого брака выросли; старшая Лия также занимается комиксами. В 1993 году на своё сорокалетие он объявил себя формальным колдуном, чей стержень веры — искусство неотличимо от магии.
Своеобразность мистицизма Мура особенно заметна во втором романе, который он писал около 10 лет. «Иерусалим» — это гимн о местах его детства в Нортхемптоне в память о погибших людях. Будучи длиной почти в 1300 страниц, это богатое на метафоры и синтаксическую несдержанность произведение эпического размаха. Повествование растягивается начиная от десятого века до наших дней, сочетая в себе различные литературные жанры: от стилистики Беккета до джойсовского потока сознания. Роман также представляет собой длительное исследование Муром ослабевающей рациональности, застывшей на границе, гениальности и безумия. Ближе к концу романа «Сельский поэт» XIX века Джон Клэр сидит на ступенях церкви Всех Святых на Додж-Роу в окружении пёстрой публики: писатель XVII века Джон Баньян; абсурдист Сэмюэль Беккет; обычная пара XX века, созданная на основе реальных родственников Мура — Джона и Селии Верналь; беженец Каф, погибший в 2060 году. Следует сказать, что Клэр, который считал себя лордом Байроном своего времени, провёл 22 года в Нортхемптонском госпитале для сумасшедших. Поэтому Мур оставляет открытым вопрос: галлюцинирует ли Клэр или эти анахронизмы — это гости из иного временного периода? Пока Клэр и Баньян обсуждают своё литературное бессмертие, Верналы ищут, куда бы им сходить в туалет.
Почти все события в «Иерусалиме» происходят в городе Нортхемптон, который Мур трогательно называет «культурной чёрной дырой». Для Мура провинциальность — главный критерий привлекательности города. Как он заявляет, Нортхемптон — центр политического и религиозного инакомыслия испокон веков. В период с XIV по XVII века различные радикальные объединения, такие как лолларды, левеллеры, антиномийцы, стекались к этому городу в поисках убежища — нового Иерусалима. Сегодняшняя репутация города, пребывающего в постиндустриальном мраке, подталкивает его к инакомыслию. Когда культура поворачивается к тебе спиной, намного проще стать чудаковатым.
«Главная причина, почему я люблю комиксы — это потому, их не контролируют, — заявил Мур летним вечером на культурных обсуждениях на Оддиториуме в Брайтоне. — У меня появился шанс подкрасться к культуре с запасного входа». Он настороженно относится к иллюстрациям, которые должны появиться в его новеллах. После длительного спора с DC Comics об издательских правах на «Хранителей» и «V — значит Вендетта» Мур предпочёл отречься от обеих книг. Скандал в связи экранизацией «Лиги выдающихся джентльменов» привёл к тому, что он поныне отказывает в экранизации своих произведений, несмотря на крупные суммы.
Сейчас, когда ревизионистские интерпретации супергеройского жанра стали нормой для Голливуда (в значительной степени из-за Алана), писатель решил сменить жанр. «Я бы предпочёл делать то, чем никто не занимается, — заявил Мур, аргументируя своё решение написать метафизический постмодернистский роман. — Это наиболее интересная отрасль, позволяющая найти области культуры, на которые ещё никто не обращал внимания». Что характерно, он запретил издателю вмешиваться в процесс написания книге. «То, что я хотел создать, — это нечто непосредственное. Я посчитал, что не нуждаюсь в чьих-то полезных советах».
Мы встретились с Муром в тоскливое утро среды, чтобы он устроил мне экскурсию по Берроузу — рабочему району Нортхемптона. Я сошёл с лондонского поезда на станции, которая после недавней реконструкции стала похожа на терминал аэропорта. «Я ищу способ, как нам выйти отсюда», — сказал он мне, рассматривая широкие листы стекла и стали на здании.
Его длинные седые волосы и экстравагантная борода делают его похожим на мифическое создание Блейка — Уризена, который в картине «Ветхий Днями» приседает вне пространства-времени, чтобы измерить вселенную своим небесным циркулем. Это была первая наша встреча после Оддиториума, и я подметил его далматинские остроконечные туфли (Мур любит одеваться; по случаю голосования выхода Британии из ЕС, он исполнил рэп о демагогии в «белом сатиновом сюртуке длиной три четверти», и лицо окрасил так, чтобы быть похожим на гамадрила — «самого прекрасного существа в мире»). Сегодня, помимо его колец колдуна и трости в форме змеи, придающих ему облик заклинателя змей, он выглядел довольно обычно.
По меркам Берроуза (района, основанного ещё в Средние века), у Мура было обеспеченное детство. Его отец работал на пивоварне, а мать была печатником. Алан начал писать комиксы вскоре после исключения из школы из-за продажи ЛСД. Тем не менее, он считает своё детство одним из самых спокойных и безопасных периодов жизни. Плотная застройка Берроуза и его террасы создавали сильное чувство общности у местных. Позже большинство домов снесли и заменили мрачными микрорайонами. «Это попытка реконструировать Нортхемптон после Милтон Кейнс», — говорит Мур.
Мы перешли дорогу, чтобы скрыться от шумного трафика и срезать путь через узкую полосу парковой зоны ниже станции. Вскоре мы оказались в сыром пространстве под дорожным мостом. «Ах, они наконец-то убрали их», — сказал Мур. Он присел на низкой стене, с которой открывался вид на реку Нин, текущую вдоль городских окраин. Последний раз, когда Мур шёл этим путём, здесь всё было завалено иглами для подкожных инъекций. Сегодня ничего не осталось, кроме обложки от самоучителя по игре в гольф и влажного куска картона, используемого кем-то как подстилка. Примыкающая торцом стена представляла собой мешанину из камней — остатков первой в мире ватно-прядильной фабрики. По словам Мура, здесь зародился капитализм. «Адам Смит либо бывал в этом месте, либо слышал о нём», — заявил он, рассуждая о том, что могло привести мыслителя к созданию его идеи «невидимой руки» и принципов laissez-faire.
«Иерусалим» — собрание загадок Нортхемптона, которое демонстрирует тенденцию Мура видеть повсюду гармонию. Алан уже давно очарован концепцией, которая произошла из теории относительности Эйнштейна, — «этернализмом». Она гласит, что течение времени — иллюзорно или, как выразился Мур, «всё, что произошло или произойдет, неизменно и вечно». В «Хранителях» доктор Манхэттен воспринимает временные события как одновременно произошедшие, что не очень гладко отражается на его личной жизни. («Сейчас в 1963 году, скоро мы займемся любовью», — говорит он своей подруге). В «Из ада» в кульминационном моменте убийства Галл переживает видение конца двадцатого века («Откуда у вас эта тупость в глазах?» — спрашивает он, столкнувшись с безликим офисом).
Мы стоим на узкой полосе газона, где когда-то находился дом, в котором Мур провёл детство. Он признается, что сейчас ему впервые «стало грустно» из-за ликвидации старого Берроуза. Я немного поражён этим. Возможно, его привязанность к этернализму — это в большей степени защитный механизм от горя, чем проявление интеллектуального любопытства. Утешительное присутствие в «Иерусалиме» людей и мест, которых больше нет, — это подтверждение кредо Мура: всё, что когда-либо существовало, — всегда среди нас.
Перед тем, как засесть в пустой пиццерии в центре города, мы с Муром останавливаемся перед «самым старый пабом в Нортхемптоне» — «Чёрным львом». Во всяком случае, так утверждает вывеска на нём. Мур практически не пьёт, он предпочитает курить дурь. Однако большая часть его детства и жизни его семьи прошли в этом месте.
Как гласит семейная легенда, однажды после похода в «Чёрный лев» они никак не могли попасть обратно домой из-за кузины отца Одри, которая без конца наигрывала на фортепиано «Whispering Grass».
«Иерусалим» посвящён Одри, которая впоследствии попала в психиатрическую больницу, где и скончалась. В 2007 году Мур и Джебби провели свадьбу в здании бывшего Нортхемптонского госпиталя для сумасшедших, где также был заключён Джон Клэр. Через несколько недель после нашей встречи я спросил Мура, бывали у него сомнения насчёт своего психического здоровья. «Хоть я и выгляжу безумным, но это не так. Я доволен своей жизнью. У меня, кажется, нет тех проблем, которые я вижу у своих здравомыслящих знакомых. Мне вообще никогда не нравилась идея копания в себе или прохождения какой-либо терапии», — ответил он.
Комментарий Мура напомнил мне о персонаже «Иерусалима» — художнице Алме Уоррен, которая организовала выставку, вдохновившись этим районом и его жителями. Её брат Мик, который боится, что унаследовал семейную болезнь, смотрит на её действия с завистью: «Безумие — это хорошо, когда вы занимаетесь тем, чем Альма, где маразм является желанным аксессуаром, своего рода психо-украшением. В ремонтном бизнесе никто не оценит вашей блестящей эксцентричности».
Нонконформизм Мика ядовит и беспределен; нонконформизм Альмы полезен. Как и Альма, Мур до такой степени приукрасил свою эксцентричность, что она сдерживает любого, кто пытается осудить его поле деятельности. Муровскую увлечённость безумием можно трактовать как своего рода стремление к независимости, к возможности не обращать внимание на скучные различия между реальным и воображаемым. Быть обычным человеком, но при этом устраивать вечеринку в сумасшедшем доме.
Оригинальная статья: The New Yorker
Автор: Нат Сегнит
Дата: 1 сентября 2016