Ровно сто лет назад, в конце 1917 — начале 1918 года, на юге России родилось так называемое белое движение, которое пыталось уничтожить взявших власть в стране большевиков.
Причин поражения белого дела было много — это и идейное убожество, и плохая организация контрреволюционеров (в том числе и военная), и ставка исключительно на помощь иностранцев, а не на потенциал русского народа...
Ещё одна важная причина гибельности белого дела — авантюризм его политических вождей, которые предпочитали обитать не в реалиях жизни, а исключительно в собственных фантазиях и настроениях.
Яркий пример тому — Борис Викторович Савинков, коего большевики не без основания считали одним из самых опасных своих противников. Его жизнь напоминала самый настоящий авантюрный роман, в котором было всё – погони, стрельба, политические интриги, предательство друзей и единомышленников.
До самой своей смерти Савинков буквально наслаждался такими вот рискованными поворотами судьбы, находя в них признание собственного превосходства над другими людьми.
Его появление предсказал Достоевский
Борис Савинков родился в 1879 году, в Варшаве, находившейся тогда в составе Российской империи. Его отец был судьёй, зарабатывал хорошие деньги, и потому семья Савинкова-старшего никогда не испытывала материальной нужды. Судья отправил Бориса в Петербургский университет, дабы тот получил хорошее образование. Однако в столице империи юноша вместо учёбы увлёкся революцией.
В принципе, в этом ничего удивительного не было – редко кто из тогдашней интеллигенции не увлекался идеями «свободы, равенства и братства». Но мало кто потом решался встать на путь профессиональной революционной работы. Савинков же стал именно таким профессионалом.
Думается, причиной тому являются отнюдь не его политические убеждения. Он их всегда менял как перчатки. Просто своей нелегальной работой Савинков хотел возвыситься над окружающим миром и стать эдаким сверхчеловеком.
Поначалу он примкнул к социал-демократам. Но ему быстро надоели чисто теоретические споры мудрёных марксистов. Тогда он пришёл в партию социалистов-революционеров, мечтавших построить в России крестьянский социализм. И вскоре Савинков стал одним из руководителей террористического филиала партии – Боевой организации, готовившей покушения на видных царских сановников. Вот где он развернулся! За короткое время при его участии были убиты – министр внутренних дел Плеве, московский губернатор великий князь Сергей Александрович и не менее десятка более мелких должностных лиц.
Убивая этих людей, Савинков как бы поднимался в своих глазах до уровня Господа Бога, взяв на себя право казнить и миловать «людскую чернь», невзирая на звания и лица.
В 1906 году Савинкова изловила полиция. Поймали его в Севастополе, где террорист готовился взорвать боевые корабли Черноморского флота, стоявшие на рейде. Время было суровое, страна корчилась в судорогах первой русской революции, и потому Савинкова судил военно-полевой суд. Приговор – смертная казнь через повешение. Однако в ночь перед казнью товарищи Савинкова из числа военных помогли ему бежать. На парусном боте террорист уплыл в Румынию, а оттуда уехал во Францию, где пополнил ряды русских политических эмигрантов...
Эмиграция принесла ему одни разочарования. Боевая организация решением ЦК партии эсеров была распущена. А в 1908 году Савинков узнал, что его старый товарищ и куратор Боевой организации от имени ЦК Евно Азеф много лет являлся агентом полиции, который предал немало революционеров — арест Савинкова в Севастополе, по всей видимости, был также на его совести. После этого Борис Викторович порвал с социал-революционерами и отныне о своих взглядах он говорил: «Я – личный империалист».
В Париже он написал по сути автобиографическую повесть «Конь бледный», где главный герой Жорж ведёт постоянную заочную дискуссию с Христом, стремясь или опровергнуть его учение, или приспособить к своим деяниям. Савинков в этой повести как бы насмехается над опасениями великого христианского писателя Фёдора Михайловича Достоевского, неоднократно предупреждавшего о появлении когорты людей, кои непременно попытаются встать над человеческой моралью.
Мало того, герои савинковской повести словно пародируют героев Достоевского. Мечтательная изготовительница бомб Эрна сильно напоминает Сонечку Мармеладову, решившую посвятить себя революции и любимому Жоржу, а террорист Ваня предстаёт перед нами в образе разочаровавшегося в существующей действительности Алёши Карамазова, который, тем не менее, не забывает перед терактом лишний раз заглянуть в Евангелие. Ну и, наконец, сам главный герой Жорж, под которым Савинков подразумевал себя, – это явно сделавший свой выбор Родион Раскольников, отныне и навсегда отбросивший малодушные мысли о «твари дрожащей» в пользу права убивать по своему усмотрению.
Я не знаю, читал ли Савинков философские произведения своего современника Фридриха Ницше, провозгласившего, что «Бог умер» и что грядёт сверхчеловек, который станет «по ту сторону добра и зла». Но всей своей жизнью, своими мыслями он старался походить именно на такую суперличность...
Когда книжка впервые появилась на прилавках дореволюционной России, она вызвала огромный интерес. Ещё бы! Вместо унылого и тусклого мира дворянского быта, коим была насыщена литература того времени, на суд читателей были представлены заговорщики, готовившие без лишних рассуждений политическое убийство. Да ещё и нашедших оправдание своего поступка в христианском учении! Поэтому книга читалась, как захватывающий триллер…
Кстати, десять лет назад на киноэкраны страны вышел фильм Карена Шахназарова «Всадник по имени Смерть». Фильм как раз снят по книге Савинкова. Мне кажется, что режиссёр уловил главный подтекст савинковского произведения и соответственно подобрал актёров для съёмок фильма. Поэтому картина «Всадник по имени Смерть» получилась, на мой взгляд, очень удачной и максимально раскрыла облик как самого Савинкова, так и его сподвижников по эсеровскому террору…
На содержании Запада
Впрочем, литературная слава не удовлетворяла «сверхчеловека», страстно жаждущего действия. Начавшаяся в 1914 году Первая мировая война взбодрила Савинкова. Он ушёл добровольцем на Западный фронт, где проявил себя как отчаянный и смелый до безрассудства солдат. А когда в России произошла Февральская революция, Савинков вернулся домой.
Демократическое Временное правительство встретило «героя революционного движения» с распростёртыми объятиями. При Керенском Савинков стал управляющим делами военного министерства. Но «сверхчеловек» вовсе не собирался верой и правдой служить демократам. Он видел, что страна катится в пропасть, что её может спасти только сильная власть. То есть – диктатура. Разумеется, в роли диктатора Борис Викторович видел только себя и никого более. Ради этого Савинков вступил в сговор с генералами, готовивших военный переворот…
Однако мятеж генерала Корнилова провалился, а 25-го октября 1917 года власть захватили левые радикалы, большевики. Савинков прекрасно знал большевистских лидеров, их нравы и понимал, что властью с ним они делиться никогда не будут. Поэтому он объявил им войну.
Поначалу Савинков хотел повести на революционный Петроград воинские части, расположенные в районе Пскова, однако армия к тому времени практически полностью перешла на большевистские позиции. Поэтому карательный поход на Питер закончился провалом. Но Гражданская война ещё только начиналась.
Как пишет известный историк Генрих Иоффе:
«Пока Савинков мотался между Царским Селом, Гатчиной и Псковом в надежде найти части, готовые сражаться с большевиками, генерал Алексеев, с которым он планировал освобождение Зимнего дворца, перешёл на нелегальное положение и готовился выехать из Петрограда на Дон. 30 октября в сопровождении верных ему людей под видом больного старика, которого вели в госпиталь, он пришел на Николаевский вокзал, сел в вагон. 2 ноября «больной старичок» прибыл в Новочеркасск. Там уже находились первые добровольцы, которые по призыву Алексеева сумели пробиться на Дон.
Формирование Добровольческой армии началось. Руководство распредили между тремя лицами. Донская армия находилась, как ей и положено, в подчинении донского атамана, генерала М. Каледина. Добровольцами командывал бежавший из Быхова генерал Корнилов. Алексеев ведал иностранными и административными делами».
Вот к нему в конце 1917 года и явился Савинков, предложив свои услуги нарождавшемуся белому делу.
Генрих Иоффе:
«В Новочеркасск Савинков поехал совместно с бывшим комиссаром 8-ой армии В. Вендзягольским. Он сумел достать польские паспорта и, благодаря им, к концу ноября 1917 г. Савинков и Вендзегольский благополучно добрались до Новочеркасска. По видимому с «благословения» Алексеева Савинкова ввели в состав Гражданского совета... Программа Гражданского совета состояла из нескольких главных пунктов: борьба с Советами под лозунгом Учредительного собрания, передача земли крестьянам, верность союзникам Антанты до полной победы над Германией, решительное непризнание Брестского мира. Всё это было зафиксировано и в виде газетных статей и листовок распространялось...
Однако «реформа» Гражданского совета не вызвала энтузиазма в добровольческой массе. Наибольшее раздражение вызывал, пожалуй, Савинков. Многие офицеры-монархисты хорошо помнили, по их мнению, его двойственное поведение в деле Корнилова. По свидетельству одного из мемуаристов (и самого Савинкова) на него в Новочеркасске «была организована правильная охота с целью убийства». Лишь приказание Алексеева и Корнилова предотвратило террористическое покушение на бывшего террориста. А через несколько дней Савинков покинул Новочеркасск и выехал в Петроград. Алексеев, видимо, решил, что если и Савинкова не убьют, то резона от него здесь на Дону, будет немного. А вот в центре, в Петрограде или Москве…
Добровольческой армии, которая Алексеевым и Корниловым формировалась на Дону, необходимы были опорные пункты в Ценральной России. Они должны были стать базами, обеспечивающими переброску добровольцев на Дон, а при благоприятных обстоятельствах и поднять восстание против Советской власти. Кроме того, в Новочеркасске могли учитывать, что длительная эмиграция Савинкова и его служба во французской армии во время 1-ой мировой войны, а потом участие во Временном правительстве могли способствовать связям с иностранными дипломатами и агентами, в частности с французским послом Нулансом. Короче говоря, Алексеев и другие руководители Добровольческой армии, по всей вероятности, посчитали, что Савинков, находясь в центре, явится вполне подходящей фигурой для выполнения задач, весьма важных для добровольцев и донского казачества. Перед отъездом из Новочеркасска, как свидетельствует Савинков, Алексеев выдал ему соответствующий мандат для установления контактов с подпольными офицерскими организациями».
В конце зимы 1918 года Савинков приехал в Москву, где создал нелегальную белогвардейскую организацию «Союз защиты родины и свободы». К лету эта организация насчитывала по разным оценкам не менее 5 тысяч человек, главным образом боевых офицеров. Организация строилась на началах строгой конспирации: отделенный командир знал только взводного, взводный — только ротного, ротный — батальонного, батальонный — полкового. Начальник дивизии знал четырёх полковых командиров, полковой командир — четырёх батальонных и т.д. Союз возглавлялся штабом, руководил которым полковник Александр Перхуров. В различных учреждениях штаба насчитывалось до 200 человек. Имелись отделы — формирования и вербовки новых членов, иногородний, оперативный, разведки и контрразведки, террористический. За измену в савинковском Союзе полагалась лишь одно наказание – смерть...
Подразделения организации, по свидетельству самих её участников, находились не только в Москве, но и в Ярославле, Костроме, Калуге, Нижнем Новгороде, Арзамасе, Казани, Муроме, Рыбинске, Рязани. Таким образом, Союз как бы охватывал красную столицу полукольцом – в случае мятежа можно было одним ударом покончить не только с красным Совнаркомом, но и с Советами в ближайших городах.
Однако в конце мая 1918 года случился «досадный» провал. Один из членов Союза некий юнкер Иванов проболтался своей знакомой медсестре о готовящемся путче. Та обратилась на Лубянку в ВЧК, где сразу оценили нависшую угрозу. Последовала череда арестов в столице и в Казани. И хотя руководству Союза удалось скрыться, удар чекистов разрушил многие связи Союза — контакты с некоторыми городами оказались утерянными, поэтому численность боевых подразделений резко упала.
Тем не менее, в июле Савинков поднял вооружённые восстания в Ярославле, Рыбинске и Муроме...
Не надо быть сведущим в военном деле, чтобы понять весь авантюризм этой акции! Попытаться захватить сразу несколько городов, отстоящих друг от друга не за одну сотню километров, да весьма скромными силами не более чем в тысячу человек, оставшимися после майского разгрома... Это было настоящее безумие, однако штаб Союза отдал соответствующий приказ.
Как оказалось, на этом настояли главные спонсоры заговорщиков – западные дипломаты. Дело всё в том, что с самого начала Союз находился на полном содержании послов иностранных западных государств, мечтавших о новом втягивании России в войну против Германии – в случае своей победы Савинков твёрдо обещал им новый Восточный антигерманский фронт.
Главный спонсор Союза — посол Франции Жозеф Нуланс, который передал Савинкову десятки тысяч рублей (непосредственно на волжские восстания французы сразу «отвалили» два миллиона!). Борис Савинков вообще состоял в штате французского посольства в качестве помощника посла по особым поручениям.
Очень яркую характеристику политики, проводимой Западом в отношении к белогвардейцев, дал в своём известном труде «Российская контрреволюция в 1917–1918 годах» военный историк-эмигрант Николай Головин:
«Россия стала для Антанты лишь ареной борьбы с немцами. Русские интересы исключались с поля зрения. Всякое мероприятие, хотя бы и гибельное для России, но обещающее хотя бы незначительный вред немцам, считалось полезным. Особенно ярко проводили такую тактику представители Франции. Этим и объясняется те несерьёзность, почти авантюризм союзнических планов и явная невыполнимость даваемых обещаний... А это в свою очередь вело к предпочтению, оказываемому французскими представителями русским политическим деятелям авантюристического пошиба. Очень показательным в этом отношении является то, что... они содействовали образованию Б. Савинковым такой авантюристической организации как "Союз защиты родины и свободы».
Именно французский посол Нуланс более всех настаивал на восстании Союза якобы в целях облегчения высадки англо-французского десанта в Архангельске и последующего его продвижения к Москве. В 1924 году, представ перед Военной Коллегией Верховного суда СССР, Савинков так рассказал об этой «просьбе» французов, чётко носящей характер приказа:
«С самого начала я колебался насчёт французского плана. Мне казалось, что у нас нет достаточных сил, и одно время я считал разумнее перевести организацию, хотя бы частично, в Казань и поднять там восстание при приближении чехов. Но мне была выслана телеграмма Нуланса из Вологды, через Гренара. В этой телеграмме категорически подтверждалось, что десант высадится между 5 и 10 или 3 и 8 июля и категорически выражалась просьба начать восстание на Верхней Волге именно в эти дни, а не в какие-либо другие, ибо иначе может случиться так, что «десант высадится, а вы ещё не выступили». Вот эта-то телеграмма и заставила меня выступить».
Мне кажется, что была ещё одна причина, по которой Савинков решился на авантюру с восстаниями. После захвата российской столицы интервентами и белогвардейцами предполагалось сформировать новое антибольшевистское правительство. В 1924 году данное обстоятельство заинтересовало советских судей. Вот что пишет по этому поводу присутствовавший на савинковском процессе генерал-майор советской юстиции Н.Поляков:
«Касаясь программы Союза, Савинков пояснил, что она в основном она сводилась к созыву Учредительного собрания. При этом власть должна была осуществляться своего рода диктатурой.
«Председательствующий. Диктатура кого?
Савинков. (смутившись) Это не было указано.
В зале раздался смех. Для всех присутствующих ясно, о чьей диктатуре идёт речь. И наигранная наивность подсудимого никого не вводит в заблуждение».
В общем, западники, по всей видимости, не только приказали поднимать восстание, но и пообещали Савинкову пост «диктатора всея Руси». Знали ведь как сыграть на самолюбии «сверхчеловека»...
Увы, неудавшийся «диктатор» и бывший эсер-бомбист оказался негодным полководцем.
Главный удар повстанцев должен был обрушиться на Рыбинск, где находились артиллерийские склады, сюда во главе большого отряда офицеров направился сам вождь. В случае успеха, рыбинские мятежники вместе с захваченной артиллерией должны были соединиться с восставшим Ярославлем, после чего держаться до подхода западных интервентов. Параллельно намечался мятеж в уездном Муроме, который должен был перерезать стратегически важную железную дорогу Москва-Казань.
Однако всё пошло наперекосяк. В Рыбинске повстанцы напоролись на бдительных красноармейцев-часовых, которые своим огнём отогнали наступавших офицеров от военных складов. Белогвардейцы рассеялись кто куда, удрал и сам «сверхчеловек» Савинков. В Муроме белые под руководством подполковника Николая Сахарова действовали более удачно, им удалось взять город. Однако к Мурому с разных сторон быстро выдвинулись красные отряды — и спустя двое суток люди Сахарова оставили город без боя. Более жестокой выдалась борьба за Ярославль. Полковник Перхуров сумел со своими людьми захватить центр Ярославля и удерживать его в течении 16-ти дней. Но помощи от заграницы он так и не дождался.
Как потом выяснилось, иностранцы тогда и не думали высаживаться (высадка интервентов в Архангельске произошла лишь 2-го августа). Они всего-то хотели убедиться в дееспособности белых заговорщиков, для того и организовали столь циничную «разведку боем», обернувшуюся сотнями убитых русских людей и разрушенным артиллерийским огнём Ярославлем. Перхуров в данной ситуации тоже оказался не героем. Фактически, он бросил своих бойцов в окружённом красными городе и с небольшим отрядом приближённых офицеров бежал вниз по Волге.
Поэтому очень странно слышать от некоторых нынешних «историков» рассуждения о «геройском белом восстании» в Ярославле. Хороши же «герои», действовавшие по заданию иностранцев, да ещё в трудную минуту бросившие своих же товарищей!
В захваченной белыми Казани они повстречались с другими членами разгромленного «Союза защиты». Полковник Перхуров кратко сообщил соратникам, что из Ярославля до белых он добирался на небольшом ялике, предпочитая плыть ночью. Сахаров пробился в Казань глухими мордовскими лесами. А вот путешествие вождя Савинкова оказалось более насыщенными приключениями.
В своей брошюре «Моя борьба с большевиками», изданной в 1919 году в Париже, он ярко описывает, как из Рыбинска он бежал в Петроград, где ему удалось раздобыть фальшивые документы от Наркомата образования. С ними он и направился в Казань:
«В Нижнем Новгороде нас на вокзале остановили и потребовали разрешения на въезд. Разрешения мы не имели, но я вынул свой магический паспорт за фальшивой подписью самого Луначарского, и «товарищи» беспрекословно пропустили нас на пароходную пристань. Пароход отходил утром и должен был идти до Казани. Но на пристани я узнал, что Казань уже занята чехословаками и что бои идут выше Казани, в районе Свияжска. И действительно, на другой день пароход к вечеру остановился в Васильсурске и не пошёл дальше».
Савинкова это обстоятельство нисколько не смутило. Он нанял лошадей и двинулся дальше. В Ядрине его арестовали и чуть было не расстреляли по подозрению в шпионаже. Но опытному конспиратору удалось вокруг пальца обвести местного советского начальника, коего убедил не только отпустить, но и выдать ему, Савинкову, новые советские документы. С ними он и пересёк линию фронта...
Впрочем, не смотря на столь удачное стечение обстоятельств, объяснения с соратниками по «Союзу защиты», по всей видимости, у Савинкова вышли очень тяжёлыми. Вряд ли вождь сумел дать внятные и убедительные пояснения и по поводу неудачной организации восстаний в Верхнем Поволжье, и по поводу предательства иностранных интервентов. В Казани Савинков был вынужден распустить свой Союз — скорее всего, белые офицеры больше не захотели иметь никаких дел с бывшим эсеровским террористом. Эти антисавинковские настроения красочно передал Николай Головин:
«Провал в Рыбинске, Ярославле и Муроме савинковской авантюры явился последней каплей, переполнившей чашу враждебности офицерской среды к социалистической демократии. Теперь у рядового офицерства уже прочно закрепилось убеждение в том, что присутствие в руководстве борьбой с большевиками социалистов-революционеров неминуемо приводит или к провокации, или к предательству».
Неудивительно, что после провалов восстаний на Верхней Волге генерал Деникин, во избежании ненужных потерь среди офицерства, отдал приказ свернуть всякую подпольную деятельность в центральной России, а оставшимся белым кадрам немедленно уходить на Юг, на соединение с войсками Добровольческой армии...
«Фашизм – это будущее человечества»
Бывший террорист и неудавшийся «диктатор всея Руси» ещё какое-то время без дела болтался в Казани, приняв участие в боевой вылазке отряда подполковника Владимира Каппеля по красным тылам. Даже белые офицеры поразились его жестокости. Савинков страшно ругался с теми командирами, которые с миром отпускали взятых в плен красных бойцов. Каппелевцы не зря подозревали, что своими зверствами «сверхчеловек» мстит большевикам за то, что они нарушили его грандиозные планы по захвату власти в России.
Можно себе представить какими мерами наводил бы Савинков порядок в стране, если бы стал её диктатором! Кровушки явно пролил бы вдоволь!
Впрочем и здесь Савинков не прижился. Осенью 1918 года всей здешней контрреволюцией руководила образованная в Уфе правительственная Директория, во главе которой встал бывший эсер Николай Авксентьев. К нему-то и сунулся было Савинков, когда вместе с белыми бежал из Казани, отбитой войсками Красной Армии. Но Савинкова ждал холодный приём.
Генрих Иоффе:
«Не исключено, что, стремясь в Уфу после падения Казани, Савинков рассчитывал, что в создаваемом здесь правительстве и ему найдётся место, соответствующее его политическим опыту и знаниям. Но этого не случилось. Фигура Савинкова, видимо, представлялась слишком одиозной для местных — волжских и сибирских — политиков, делавших в восточных регионах страны «свою игру». Тем не менее, глава Директории Н. Авксентьев ещё в Уфе решил использовать Савинкова как дипломата. Савинков был назначен главой военной миссии Директории во Франции. Он выехал в Европу через Дальний Восток.».
Пока он добирался до Парижа, на востоке России произошли большие изменения — Директорию разогнали белые офицеры, требовавшие установления военной диктатуры. Так на небосклоне Гражданской войны взошла «звезда» адмирала Колчака. Формально Савинков согласился стать представителем адмирала в странах Европы, но реально мало чем помог белым в Сибири — потому что в это время начал создавать своё собственное политическое движение.
В 1920 году, уже после поражения Деникина и Колчака, Савинков осел в родной Польше, ставшей к тому времени независимой страной и проводившей ярую антисоветскую политику. Там Борис Викторович реанимировал свой «Союз защиты родины и свободы». Отряды Союза при помощи поляков прорывались через западные границы нашей страны, устраивая страшные и опустошительные рейды. Так, один из видных савинковцев полковник Эдуард Павловский очень любил лично убивать евреев, закапывать захваченных коммунистов живьём в землю или варить их в котле на медленном огне…
Об этих рейдах Савинков написал продолжение «Коня бледного» – повесть «Конь вороной», где бывший революционер Жорж предстаёт в роли беспощадного белого командира. Примечательно, что здесь больше нет никаких рассуждений о христианстве и о морали. Видимо, Родион Раскольников превратился в законченного палача и убийцу, у которого уже не было обратной дороги в нормальную человеческую жизнь…
В начале 20-х годов на глазах изумлённой Европы в Италии к власти пришли чернорубашечники фашистской партии во главе с бывшим либеральным социалистом Бенито Муссолини. Потрясённый Савинков понимает, что Муссолини удалось осуществить его давнюю мечту. Он пишет подобострастное письмо итальянскому диктатору, где были такие слова: «Фашизм – это как раз то, чего всем нам так не хватает. Фашизм — это определённо будущее всего человечества». Савинков мчится в Италию, где находит самый тёплый приём.
Однако «сверхчеловек» к тому времени уже находился под пристальным вниманием советских спецслужб. В Москве решили покончить с честолюбивым поклонником фашизма. Чекисты создали фальшивую подпольную организацию «Либеральные демократы», которая связалась с савинковскими эмиссарами. Савинкова убедили, что в России якобы существует мощная оппозиционная структура, готовая поднять восстание против красных властей. Но ей не хватает только сильного лидера, коим может быть только уважаемый Борис Викторович. Наверное, Савинков подозревал, что дело здесь не чисто. Но дальше прозябать в эмиграции он не мог: к нему стали терять интерес влиятельные европейские деловые и политические круги, а «Союз защиты родины» стал постепенно распадаться. И он решил рискнуть.
14-го августа 1924 года Савинков перешёл границу СССР, а на следующий день его арестовали органы ОГПУ. В августе того же года он предстал перед коллегией Верховного Суда, на которой «сверхчеловек», потрясённый ловким обманом чекистов, признался во всех своих преступлениях и покаялся перед Советской властью. Его приговорили к смертной казни. Но приговор не стали приводить в исполнение, ибо большевики знали, что и так нанесли Савинкову смертельный удар. Планы его сокрушены полностью и окончательно, и без активной политической деятельности он просто не сможет существовать. Смертную казнь ему заменили десятью годами тюремного заключения.
Савинкову предоставили вполне комфортабельную камеру, где он мог заниматься литературной работой. Но жить в клетке Савинков не собирался, и в 1925 он году покончил с собой, выбросившись в лестничный проём Лефортовской тюрьмы. Его самоубийство стало весьма символичным — и прежде всего для окончательно выродившейся российской контрреволюции...