За последние несколько лет Тула буквально превратилась в город кофеен и кальянных. Среди этих мест есть заведение, которое позиционируется как культурное пространство, где устраивают концерты и дружат с гостями. О том, как работает «Дом 15» и почему в Туле так много кальянных, мы поговорили с Вовой Нуссом, человеком, который разочаровался в профессии врача и стал креативным директором заведения.
ЗС: Ваше место называется «культурное пространство», и на сайте написано, что вы меняете культуру с 2015 года. Можешь назвать изменения, которые произошли за это время?
Вова: В «Доме 15» мы пытаемся донести глубокую философскую мысль о том, что человек должен быть счастлив. Без алкоголя, наркотиков, несмотря на какие-то жизненные обстоятельства. У нас нет клиентов или посетителей, и я бы не назвал нас обслуживающим персоналом. Мы здесь хозяева, это наш дом, в который приходят гости. С некоторыми из них мы ходим в кино. Есть постоянные гости, которые в воскресенье утром пишут мне: «Вова, мы в визовом центре Италии, скинь нам шесть тысяч, мы не можем визу купить», и я отправляю деньги. Многие компании начинали к нам ходить в 18 лет, теперь им уже чуть за 20, и все это время мы всячески их поддерживаем, наблюдаем за успехами в учебе, творчестве. «Дом 15» — это чуть больше, чем просто заведение, это толпа единомышленников, которые всегда на оптимизме. Хотя полностью культуру менять не получается, потому что у нас украли елки, которые украшали нашу лавочку у входа.
ЗС: Когда вы ставили эту скамейку, у вас была какая-то глубокая мысль о том, что вы так меняете город, или это была чисто рекламная история?
У нас была мысль о том, что мы делаем очень большую глупость, что ее украдут, сломают, загадят — в «мятном сквере» [сквер возле ТЦ «Тройка»] веселится много пьяных школьников, которые чувствуют над ним полную власть. Но на Металлистов у нас была лавочка, и мы вообще считаем, что любое хорошее заведение должно возле себя держать лавочку. Это такой европейский стиль, новый формат заведений. Мысль о логотипе была последней.
ЗС: Почему в Туле так много кальянных?
Открыть кальянную дешево: все, что тебе нужно, — найти помещение, посмотреть на Youtube, как забивается кальян, съездить в Москву за паленым табаком, приехать сюда и продать его втридорога. Большая часть кальянных сделана из говна и палок только лишь для того, чтобы заработать деньги. Но вообще я считаю, что в Туле их так много от недостатка другого вида досуга. У нас в основном пивные заведения, которых великое множество, кафе, рестораны и ****** куча [очень много] кальянных.
ЗС: А какого досуга не хватает лично тебе?
Нужно что-то активное — танцы, аквапарк, доступный картинг. Да, у нас есть батутный центр, но ты видела цены там? С танцами все совсем плохо, но, наверное, они не нужны, если все клубы закрылись, и не появилось ничего нового. Видимо, все-таки менталитет меняется на более оседлый и расслабленный. Я надеюсь, что кальянная мода пройдет и вместо нее будет что-то более активное, интересное. У нас небольшой, чистый, аккуратный город с кучей торговых центров. Все же говорят, что торговые центры — это вообще зло. И вместо кукольного театра строят торговый центр. На месте «Макси» вроде аквапарк хотели сделать, а в итоге опять торговый центр.
ЗС: Что, кстати, скажешь про Ликерку? Это культурное пространство или торговый центр?
Ликерка безыдейная и бездушная. У всего этого гигантского пространства нет общей идеи, есть лишь желание монетизироваться, не работать в минус. Когда Ликерка открылась, все радовались, пришли туда, а там рынок. Да, сейчас там есть Chop-chop, «Кофе культ», прекрасный Rob Roy, Old Boy, Bike Seller (прям нереальные красавчики) и много других ребят, которые делают крутые вещи. Но вместе с этим там попадается редкостное говно. Целостности нет. Целостностность — это возможность некоторым арендаторам отказывать, некоторые проекты в другом ключе развивать. Потенциал у Ликерки все еще есть, но ее управленцам надо много работать, потому что будут [творческий индустриальный кластер] «Октава» и [арт-квартал] «Искра» — места со своим мировоззрением.
ЗС: С чего начиналась история «Дома 15?»
У нас была команда из пятнадцати активных людей, и мы хотели сделать место, где похожие на нас люди — креативные, идейные, красивые, стильные — могли бы собраться и пообщаться. Мы все любим кальян, поэтому решили сделать привязку к нему. В России есть какая-то самобытная культура правильного, комфортного курения, без этого арабского налета. Мы решили сделать место в первую очередь для себя. За первый год мы провели очень много мероприятий: поэтические и музыкальные вечера, спектакли. А потом поняли, что нашим гостям это не надо, и решили сосредоточиться на том, что у нас хорошо получалось, поэтому мы стали просто хорошей кальянной с кучей хороших людей.
ЗС: Что было бы с «Домом 15», если бы он остался на Металлистов в тот момент, когда ее сделали пешеходной?
По натуре я фаталист: есть некоторые вещи, которые диктует тебе жизнь, поэтому в переезде вижу только плюсы. Там [на Металлистов] мы были такими ламповыми, закрытыми. Несмотря на то, что мы находились в центре, мы были где-то на отшибе в окружении заброшенных домов. Улица была проезжая в том смысле, что все действительно проезжали мимо. В новом помещении [в «Тройке»] мы хотели по максимуму сохранить «Мяту», потому что я безумно любил это заведение. Вот кто действительно менял культуру. Они сделали очень много крутых вещей и до сих пор делают, пусть и по отдельности. В то же время мы хотели перенести душу старого «Дома», так что получился такой синтез.
ЗС: Что входит в обязанности креативного директора кальянной?
На самом деле я больше креативный, чем директор. Раньше моя должность называлась «классный парень», и я занимался разными вещами, начиная от разработки логотипа и заканчивая организацией концертов. Наверное, я один из немногих людей, которые одинаково хорошо делают в этом заведении все: администрирую, в равной степени забиваю кальян и варю кофе. Минутка самопиара (смеется).
Еще я веду наши страницы в соцсетях. Когда я начал этим заниматься, я понял, что это прям мое. Обычно 80% посыла кальянных в соцсетях — это «у нас есть табак, у нас есть чай, у нас этого много, приходите курить». Плохая погода — приходите к нам курить, хорошая погода — приходите к нам покурить, сегодня вторник — приходите, я сломал палец — приходите. Неважно, что, главное приходите. Я понимаю, зачем это делается, но однажды в самое первое лето [2015 года] была такая классная погода на улице, я выложил классную фотку и написал: «Ребята, на улице такая ********* [классная] погода, не приходите к нам, сходите погуляйте». В этот день к нам пришло больше всего человек.
ЗС: Как твои близкие относятся к тому, чем ты занимаешься? Люди старшего поколения обычно считают, что подобная работа — несерьезное занятие.
Я для себя понял, что такое социальная значимость профессии. У людей старшего поколения и тех, кто работает в офисах в принципе другое представление о жизни. Если ты ходишь в медицинском халате или полицейской форме, то ты классный. Это советское мировоззрение. Моя бабуля считает, что если бы я работал за 12 тысяч рублей на заводе с 14 до 50 лет, я был бы супер-крутым. А я говорю ей: «Я могу жопу свою в инстаграм выложить и заработать столько денег, сколько ты зарабатываешь за год». Она этого не понимает, и это очень сложно понять людям, которые выросли без смартфонов и телевизоров с голосовым управлением.
Мой дед говорил фразу, значение которой я никогда не понимал: «Не украл на работе, украл у семьи». Эти слова прям въелись мне в мозг, я долго пытался понять, что это значит, а потом начал работать в медицине. И я понял, что единственный способ выжить в такой системе — это воровать, брать взятки и обманывать людей. Поэтому я оттуда ушел.
ЗС: Это решение легко далось?
Решение уйти из больницы — одна из самых грустных вещей за последние 6 лет, но честным трудом я могу больше заработать, сделать свою жизнь интереснее и дарить людям счастье по-другому. Я изначально шел в профессию, чтобы спасать людей. А потом понял, что, спасая других, я сгораю сам: не могу сделать ремонт, не вижусь с женой, не могу своим детям гарантировать хорошее будущее и не вижу мир вокруг. Да, наша профессия менее социально значима в общепризнанном смысле. Но нам так лучше, мы от этого кайфуем, мы совершенно новое поколение. Я очень боюсь за то, какой будет моя старость. Уверен, что у меня не будет пенсии. А если и будет, то 5 тысяч, которые вообще никак не помогут. Сейчас у людей совсем другое мышление, совсем другой режим дня, совсем другое количество энергии, жизненные потребности другие. То, как на сегодняшний день люди зарабатывают деньги своим умом — нереально круто, это открывает очень большие перспективы. Поэтому пошла она в жопу, эта социальная значимость профессии. Просто кайфуй, и все. Мы очень много времени проводим в «Доме», и если от этого не кайфовать, в этом нет вообще никакого смысла. Надо любить то, что ты делаешь, тогда все это будет получаться. Наверное, в этом секрет.
ЗС: На твой взгляд, есть ли какая-то особенная тульская ментальность?
Мне кажется, мы очень близки по духу к Питеру. По настрою, какому-то душевному самочувствию. Многие петербуржцы немного пессимисты в душе, как и мы. Мы не сильно боимся дождя и туч в общем, философском плане, потому что знаем, что с этим можно жить. Мы готовы к трудностям, мы работящие. У нас прекрасный, красивый, замечательный город.
ЗС: У тебя есть любимое место в городе?
[Московский] вокзал — любимое место, которое помогает расслабиться, подумать. Могу придти туда, сесть на лавочку и пытаться придумать свою историю проходящим мимо людям. Это как такая детская игра, развивающая воображение.
ЗС: Как ты обычно проводишь свободное время?
Мы встречаемся с друзьями, общаемся, планируем поездки и уезжаем из Тулы на концерты или какие-то другие крупные мероприятия. Из недавно посещенного в Туле очень понравилась выставка «От Моне до Малевича», но это для людей, которые хоть чуть-чуть понимают в искусстве. Мне больше музыка по нраву, она мне понятнее.
ЗС: Ты не ходишь в музеи?
В Туле большая часть музеев исторические все-таки, да? А я человек, который очень скептически относится к истории, историю пишут победители, а проигравшие перевирают ее очень сильно. «Ожившие полотна» мне безумно понравились, я их прочувствовал полностью, но лишь потому что там была музыка, динамика, подача крутая. Просто ходить по залу и смотреть на картины — не мое. Для этого надо постоянно читать, что имел в виду автор, в каком он был настроении, что он думал. Хотя, с другой стороны, [художник] это просто чувак, у которого было слишком много времени и другой вид заработка. Тот же самый Малевич не зарабатывал на жизнь картинами, помимо этого он еще много чем занимался, например, дизайном. И когда мы говорим о европейских ребятах типа Ван Гога, Моне и прочих… По большей части они были наркоманы, которые сидели на попечительстве своих родителей и просто время от времени рисовали картины. А потом все такие: «Очень странно. Это новый вид искусства. Очень круто». Да, это красиво, здорово, это показывает судьбу человека, но музыка гораздо интереснее.
ЗС: Из тульских групп или музыкантов кого-нибудь слушаешь?
Crystallized drama — ребята, которые делают очень крутой пост-рок-инструментал. Мне очень нравятся «Перцем по сердцу», хоть они уже и старички, а Мишка Филимонов [лидер группы] и переехал в Москву, и проект временно остановлен. Они делали крутой панк-рок. Все остальное известное тульское — это совсем не то.
ЗС: Тула — город возможностей?
Может ли человек здесь добиться того, чего хочет? Да. Будет ли у него больше возможностей в Москве? Нет. Да, в Москве можно зарабатывать больше, быть более известным, но зачастую это плата за это — личное время, семья, нервы. К тому же, давайте не забывать про интернет и фриланс. Можно мотнуться в любой город, наладить контакты, потом вернуться в Тулу, находиться рядом с близкими и при этом быть в той тусовке. Сейчас, уже в 2018 году, у тульских ребят очень много возможностей.
Марина Банникова для З[ ]C
Фото: Кирилл Колесников